Бжезинский в своё время по отношению к геополитике использовал термин «Великая шахматная доска». Термин не совсем точный, потому что игроков всегда больше двух, и они вовсе не обязательно делятся на две команды (и чаще всего силы команд изначально не равны). 

Более того, зачастую игроки (особенно второстепенные) перебегают из команды в команду. Так, например, многие из стран гитлеровской коалиции в 1944 году, когда поняли, что у Берлина нет никаких шансов на победу, «внезапно» объявили войну Третьему Рейху. 

Да и позже из всех стран так называемого Варшавского договора надёжными союзниками СССР были только Югославия (преимущественно за счёт сербов) и, как не странно на первый взгляд, ГДР. Остальные при первом же шухере привычно переметнулись. Впрочем, как и многие из бывших республик самого СССР. 

Аналогичная ситуация наблюдается сейчас и с так называемыми «союзниками» США (хотя вернее называть их «сателлитами»). Ещё несколько лет назад они казались монолитной силой, а сейчас стремительно разбегаются и конфликтуют между собой. 

Турция пытается играть свою игру, в результате чего бестолково мечется в треугольнике США-ЕС-Россия (как говорил Аристотель «Друг всем – не друг никому»). Катар, который ещё недавно спонсировал различные террористические группировки, прибежал под российский зонтик (куда его пустили на весьма жёстких условиях). 

Британия выходит из ЕС, у неё намечается конфликт с Испанией (которую поддерживает Евросоюз) из-за Гибралтара. Польша вступает во всё более ожесточённую конфронтацию с Германией. 

Берлин и Брюссель ссорятся с Вашингтоном. США пытаются угрожать одновременно России, Китаю, Ирану и Северной Корее (как минимум). При этому Асад уже не «должен уйти». 

Американцы не контролируют даже те марионеточные правительства, которые они поставили в завоёванных странах. Ни в Афганистане, ни в Ираке (который всё больше подпадает под влияние Ирана). 

Саудовская попытка оккупации Йемена провалилась. Равно как и кампания европейского (преимущественно французского и немецкого) экспедиционного корпуса в Мали и ЦАР. 

Китай постоянно открыто говорит о военном союзе с Россией и проводит совместные учения на суше и на море (в том числе на Балтике). 

Индия пытается балансировать «и нашим, и вашим», но экономически и производственно она больше связана с БРИКС, чем с западными странами. 

Латинская Америка в революциях и госпереворотах. Впрочем, как обычно. 

Австралия и Канада глубоко в долгах. 

Нарастают противоречия и внутри Евросоюза по оси «центр-периферия» (можно даже сказать «север-юг»). 

Есть ещё противостояния «Израиль-арабский мир», «Индия-Пакистан», горячая точка в Конго и так далее. 

Даже перечисленное – это упрощённая модель, не отображающая всех сложностей и перипетий мировой политики. Карта мира пестрит разноцветными блоками, союзами и стрелочками торговли или вражды (а иногда и одновременно). 

И лишь украинские патриоты продолжают повторять, что «Весьмирснами, а Россия в изоляции».

Александр Роджерс

Леонид Ивашов, д. исторических н., генерал-полковник, профессор, президент Академии геополитических проблем.  Москва, 4 марта 2017 г.

Человечество не едино в своей сущности, как и всё живое на планете; племена, народы, расы — это разновидности людей, вписанные в условия природы для выполнения определённых задач и выживания, для чего каждому племени и расе задаётся соответствующий потенциал возможностей. Высшей формой единения народов по функциональной заданности и близости свойств индивидов являются мировые этнокультурные цивилизации, каждая из которых (как в живой природе — виды растений, животных) уникальна и самобытна. Общими для всех цивилизаций служат только признаки человеческой расы (разум, прежде всего) и потенциалы возможностей. Общечеловеческой цивилизации, живущей едиными помыслами, едиными идеями и целями, по единым поведенческим стандартам, не существует. Система человечества, где её образующими структурными конструкциями служат мировые цивилизации, более устойчива и прочна, она придаёт человечеству многоплановость и гармонию в развитии. Каждая из мировых цивилизаций живёт в своем историческом времени, в своей системе ценностей, в своём энергоинформационном поле, под знаком культурно-цивилизационного кода.

Цивилизации и антицивилизация

«Цивилизация — главная форма человеческой организации пространства и времени, выражающаяся качественными началами, лежащими в особенностях духовной природы народов, составляющих самобытный культурно-исторический тип, — пишет выдающийся подвижник — исследователь русской цивилизации О.А. Платонов. — Каждая цивилизация представляет замкнутую духовную общность, существующую одновременно в прошлом и настоящем и обращённую в будущее, обладающую совокупностью признаков, позволяющих классифицировать её по определённым признакам… Разделение человечества на цивилизации имеет не меньшее значение, чем разделение на расы»[1]. Это ёмкое определение цивилизации мы возьмём за основу. Но если следовать логике и закономерностям окружающего нас мира природы, то и в человеческом сообществе должны быть свои плюсы и минусы, травоядные и хищники. То есть цивилизации и антицивилизации.

Подчеркну ещё раз: каждая цивилизация выполняет в структуре человечества свою роль. У России также особая, может быть, самая выдающаяся роль в мировой истории первого и нового тысячелетия — не позволить антицивилизации (антихристу) привести человечество к краху или стандартизировать его по универсальному образцу, лишить уникальности и самобытности.

Западная «цивилизация» проявила себя в историческом процессе как самая жестокая, самая кровавая из всех существовавших и существующих ныне цивилизаций. Правды ради, и народы Востока, Африки, и аборигены Америки тоже далеко не ангелы. Но всё самое отвратительное, чем «богато» человечество, есть результат деятельности, прежде всего, западных государств, империй, народов. Некая мифическая жестокость поразила западное сообщество, которое отнюдь не унаследовало гуманистической школы древних греков и первоначальных основ христианства. Но Эллада и первые римляне, увы, это не Запад и даже не Европа, а Срединоземноморье, охватывающее и север Африки, и часть Азии. К тому же греки — это в культурном отношении наследники египтян и финикийцев.

Великая Римская империя создавалась и развивалась на крови покорённых народов и племён. Из каждого, даже великолепного памятника времён Рима сочится человеческая кровь. Принятие христианства также ознаменовалось кровью Христа, сотнями тысяч убиенных первохристиан, крестовыми уничтожениями иных народов, внутрихристианской междоусобицей. Покорение Восточной Азии, Океании, американского континента вело не просто к завоеваниям, но к уничтожению целых цивилизаций с их древней культурой, традициями, верованиями. Верно подметил выдающийся британский историк (не очень почитаемый на Западе) Арнольд Тойнби: «Агрессия является единственной формой общения Запада с внешним миром… В истории дипломатии западных держав, увлечённых западной демократией, легко проступает список сплошных безумств и несчастий человечества»[2]. И такой подход к развитию человечества Запад демонстрирует по сей день.

Заглядывая в историю западной цивилизации, трудно обнаружить в ней мессианские начала, бескорыстное служение прогрессу, всеобщему развитию. Интриги, заговоры, инквизиция, беспредельная жестокость, тайные сообщества, войны, сплошная ложь и вселенская несправедливость — и всё это ради обогащения и власти. Бог и совесть, присущие в той или иной мере другим народам мира, западному сообществу чужды.

Дж. Блэк, американский писатель-исследователь, в работе «Тайная история мира» пишет: «Наша лёгкая и сытая жизнь стала возможной благодаря кровопролитию, пыткам, воровству, несправедливости. В глубине души мы знаем это. Поэтому глубоко внутри нас существует ненависть к себе, которая не позволяет нам полностью проживать каждый момент и жить полноценной жизнью»[3]. Да, индивиды, понимающие смысл существования человека, несущие гуманистические начала, на Западе есть, но общество в целом — это античеловечество.

В 1938 г. известный немецкий философ и геополитик Вальтер Шубарт пытался ответить на вопрос о деструктивном поведении Запада: «Запад подарил человечеству самые совершенные виды техники, государственности и связи, но лишил его души»[4]. Сказано не совсем точно: западный мир вытравливал из себя собственную душу, т.е. смысловую человеческую сущность, ибо без души это уже не человек. Пытался и пытается вытравить её и у других народов. Слава богу, не случилось. Католический Рим выступил и разрушителем христианской веры, созидателем инквизиции, тайных обществ, безудержного стремления к мировой власти. Его наследники развязали большую часть войн на планете (включая две мировые), крестовые походы, глобальные заговоры, задали человечеству безумный путь существования. «Римский государственный гений обогатил мировую культуру двумя «блестящими» достижениями: обширным сводом законов («римское право»), который лёг в основу всех европейских законодательств, и крестом — самым мучительным видом казни»[5]. Напомним, что римское право заложило рабовладельческие основы законодательства: патриции, плебеи, рабы. И именно эти основы лежат в системе законодательства и внешней политики современного Запада.

Россия — цивилизация Евразии

Опираясь на геополитический анализ нашей истории, можно утверждать, что Русь — Россия, по крайней мере с ХII века, утверждалась как самобытное культурно-цивилизационное пространство, принципиально отличное от Запада. Мы — Евразия, соединившая в себе культуры и оттенки традиций более чем 200 народов и народностей. Выступая 28 апреля 2014 г. в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова, президент Казахстана Н.А. Назарбаев, последовательный и настойчивый евразиец, отмечал: «18 лет назад одним из первых объектов, которые мы открыли в Астане, стал Евразийский национальный университет имени Льва Николаевича Гумилёва. Сегодня это ведущий вуз Центральной Азии. Лев Николаевич Гумилёв является одним из прозорливых русских интеллектуалов, предвидевших судьбоносность евразийского пути российского государства. Об этом же свидетельствуют труды выдающихся мыслителей К. Леонтьева, Н. Данилевского и многих других. И об этом же говорят история, география, культура, экономика России. Сегодня понятие “евразийская интеграция” стало брендом, который активно используют политики, экономисты, журналисты и общественные круги… Это направление оставило нам много опережающих время идей. В ХХI в. их глубокое изучение приобретает особую актуальность. Но самое ценное для нас, живущих в условиях всеобщей глобализации, заключено в том, что труды Гумилёва дают возможность всем народам гордиться и своим уникальным историко-культурным кодом, и тем, что мы все — евразийцы! Евразийская интеграция — это великая возможность, которую открыл нам на рубеже двух тысячелетий объективный ход исторического прогресса». Такова оценка евразийского маршрута большой России в устах президента Казахстана.

Евразийское течение российской мысли со временем оформилось в конкретный геополитический проект, который оказался актуальным и в начале XXI в. Можно утверждать, что евразийство — это не только теоретические изыскания выдающихся аналитиков и исследователей, но и доктринальные решения в рамках официальной политики государств. Евразийство, по замечанию Ю.В. Мухачёва, отличалось от других «аналогичных направлений цивилизационного самоутверждения» тем, что учитывало взаимодействие различных этносов и конфессий в рамках единого пространства. В числе первых встал вопрос о возможности объединения православия и ислама в рамках единого геополитического проекта[6]. Мощный, стратегически выверенный шаг в этом направлении сделала Екатерина, утвердив в 1788 году российский ислам в качестве второй государственной религии.

Евразийство — это концепция и весьма перспективная политическая практика в силу её укоренённости в русской традиции. Новизна евразийской концепции состояла в том, что были расширены рамки православно-славянского культурно-исторического типа, предложенного Н.Я. Данилевским, с гармоничным включением в цивилизационные границы Евразии тюркского (мусульманского) мира[7]. При этом евразийцы видели именно православие в качестве основы «культурного творчества» Евразии, развития её «архетипических черт целостности», таких как коллективизм, общинность, презрение к капиталу и наживе, что тождественно ценностям, заложенным в концепции «Москва — Третий Рим». Исходя из изложенных положений и конкретизируя неразрывную логическую связь Третьего Рима с евразийской концепцией, что подтверждалось в большой мере политической практикой государства, можно сделать вывод: «Москва — Третий Рим» в сочетании с евразийством и есть основополагающая доктрина российского государства. Исторически наиболее ярко евразийство проявило себя в советской практике государственного строительства.

Евразийцы продолжили линию Филофея и Н.Я. Данилевского, противопоставив Европу России. У Филофея это противопоставление выражалось через падение Рима (олицетворявшего западный, католический мир) на фоне процветания Третьего Рима — Руси. Н.Я. Данилевский считал, что Европа и Россия принадлежат двум различным по своим особенностям культурно-историческим типам. Для евразийцев оптимальным цивилизационно-геополитическим выбором был «выход» из Запада (в котором Россия, вопреки своей «евразийской миссии», пребывала весь синодальный период) и «разрыв между плоскостями, в которых движется Россия и Европа…»[8]. Для Филофея Россия (Русь) — единственное и последнее из государств, в котором исповедуется истинная вера. Н.Я. Данилевский определял Россию как духовный ориентир: «…якорь спасения <…> обширного славянского мира»[9]. Евразийцы также признавали в России мессианский потенциал: «…Россия приняла на себя бремя искания истины за всех и для всех»[10]; «…на арене мировой истории выступил новый, не игравший доселе руководящей роли культурно-географический мир»[11].

Именно такой мотив, такой акцент в идее совмещения исламо-тюркского и православно-славянского пространств не только не противоречит концепции «Москва — Третий Рим», но и может, с нашей точки зрения, рассматриваться как оптимальное её развитие: он формировал устойчивую матрицу российского государства и закладывал основу новой цивилизационной сущности, что становилось уникальным явлением в истории человечества.

Евразийство представляет собой органическое развитие русского самосознания, в котором сочетаются несколько самобытных культурно-исторических типов. В течение веков русский народ стремился освоить пространство Евразии. В этом движении он обнаружил удивительную настойчивость, упорство и твёрдость. И удалось ему это сделать лишь потому, что «русский народ обладал удивительной способностью впитывать в себя чуждые этнические элементы и их усваивать»[12].

Таким образом, славянский культурно-исторический тип выступает как высший тип цивилизации по сравнению со всеми другими, а историческая миссия России поистине приобретает мировой масштаб. Добавим от себя: именно потому, что впитал в свою внутреннюю сущность опыт, знания и душевную красоту языческого периода древних славян и всех народов евразийского пространства. Но и неславянские народы обогатились русской духовностью, культурой, величием и масштабностью русского геополитического замысла, русской идеи. Эта точка зрения закрепляется в программном документе евразийства: «Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других. Она — совершенно особая, специфическая культура… Её надо противопоставить культурам Европы и Азии как срединную, евразийскую культуру. Евразия — это особый материк, совпадающий с границами Русской империи»[13].

Союз православия и ислама — основа евразийской цивилизации

Для лучшего понимания отношений православных и мусульман отмотаем события на несколько веков назад, к монгольскому периоду российской истории. И обратимся к знатоку этого периода — Л.Н. Гумилёву. «В 1245 г. в папской курии был выработан план, в соответствии с которым решено вести переговоры в двух диаметрально противоположных направлениях: и с русскими, и с татарами. Цель заключалась в том, чтобы подчинить Русь Риму, уговорив татар согласиться на такую сделку. Доказательства — переговоры, которые папские послы вели в Каракоруме в 1246 и 1253 гг. …Католикам было выгодно поднять русских против татар, чтобы вести войну на русской территории и русскими руками… А потом можно было расправиться с проклятыми схизматиками и построить на Русской земле вторую латинскую империю»[14]. В 1246 г. во время длительного посещения Каракорума ватиканским посланником Плано Карпини (по нынешним представлениям — руководителя спецслужб Ватикана) на торжествах по случаю избрания нового хана Гуюка был отравлен князь Ярослав — отец Александра Невского. Плано Карпини приехал к детям отравленного князя и стал утверждать, что Ярослав перед смертью через него, Карпини, просил передать свою волю — подчинить Русь папе Иннокентию IV. Сыновья Александр и Андрей поступили по-русски: прикончили доносчика и убийцу.

В 1247 г. Великий хан Золотой Орды усыновляет осиротевшего Александра Невского, утверждает его на престоле Владимирском, поручив ему всю Южную Русь и Киев. Сартак, сын хана Батыя, становится побратимом князя Александра и обращается в христианство. При его поддержке Александр получает старшинство над всеми русскими князьями и запускает на Руси объединительный процесс, закладывая основу будущего Московского государства.

Краткий исторический экскурс. В 1257 г. Золотую Орду возглавил первый хан-мусульманин — Берке. Постепенно ислам становился государственной религией Орды.

1267 г. Митрополит Кирилл получает от хана Менгу-Темира ярлык в пользу Церкви и духовенства, освобождающий духовенство от дани и позволяющий основать в Сарае православную епархию. При этом хан объявил: «Кто будет хулить веру русских или ругаться над нею, тот ничем не извинится, а умрёт злою смертию»[15].

1313 г. Князь Московский Юрий Данилович женится на сестре неистового мусульманина хана Узбека Кончаке (в крещении Агафья) и становится близким другом хана.

Тонкая дипломатия русских князей и православного духовенства позволила установить союз между мусульманской Ордой и православной Русью, оговорив взаимные обязательства, исключавшие военные конфликты и межрелигиозные распри. Этот союз носил явный антикатолический характер.

Широко ислам в России начал распространяться в 40-х гг. XVII в. В настоящее время он является традиционной религией более чем 30 коренных этносов России, а также значительной части мигрантов. Ислам в течение веков мирно сосуществует с православием и буддизмом на всём евразийском пространстве. И не просто сосуществует, но и совместно с русским народом строит государственность и духовное пространство.

1452 г. Великий князь Московский Василий II за военную помощь отдаёт в удел казанскому царевичу Касимовичу Городец Мещерский с волостью, положивший начало Касимовскому царству на Оке.

В 1716 г. Пётр I повелевает сделать первый перевод Корана на русский язык и поручает Дмитрию Кантемиру перевести жизнеописание пророка Мухаммеда.

17 июня 1773 г. Священный синод издал Указ «О терпимости всех вероисповеданий», запрещавший православным архиереям вмешиваться в дела других вероисповеданий. Указ сопровождался словами императрицы Екатерины II: «Как всевышний Бог на земле терпит все веры, языки и исповедания, то Ея Величество, из тех же правил, сходствуя Его Святой воле, в сем поступать изволит, желая только, чтобы между Ея подданными всегда любовь и согласие царствовали»[16]. 22 сентября 1788 г. издаётся именной Указ Екатерины II «Об определении мулл и прочих духовных чинов Магометанского закона и об учреждении в Уфе духовного собрания магометанской веры для заведывания всеми духовными чинами того закона, в России прибывающими». Муфтию Гуссейнову устанавливается денежный оклад в 1500 рублей в год. Немалые на тот период деньги.

Если поразмышлять над этим шагом Екатерины II с геополитической (культурно-цивилизационной) точки зрения, возникает вопрос: при каких условиях господствующая в государстве религия может допустить, тем более пригласить в свое духовное пространство другую религиозную систему? Наверное, только при отсутствии принципиальных различий в духовно-ценностных системах православия и ислама.

Почему, например, государыня и её окружение не пригласили созидать духовное пространство тех же католиков, униатов или язычников? Их немало было на российских просторах. Случилось это потому, что российские мусульмане (а до них Орда) сыграли положительную роль в сохранении и последующем расширении России. Говоря о русской армии, мы порой вспоминаем об иностранцах, вложивших свой талант и усилия в русские победы. Но ведь и в Ливонской войне, и в битве при Полтаве, и в Отечественной войне 1812 г., и в других сражениях активно и мужественно сражались российские мусульмане. В 1544 г. Иван Грозный взял Казань. Но как он поступил с пленниками из татарско-казанской элиты? Самодержец пригласил их на русскую службу, и уже в Ливонской войне татарские мурзы и воеводы не только воевали в войсках Ивана IV, но и возглавляли их. Далее: он поощрял бояр и воевод отдавать своих дочерей замуж за мусульманскую знать и не препятствовал (точнее поощрял) принятие христианства представителям тюркских народов.

Как-то ушло из исторической литературы, что в народном ополчении Минина и Пожарского важную роль в борьбе с поляками и предавшими Отечество представителями московской знати, купечества и казачества сыграла башкирская конница, добровольно влившаяся в отряды народного ополчения. Видимо, памятуя о том, что католичество было и остаётся врагом не только православия, но и ислама.

Важным моментом в военной истории государства Российского были постоянные войны с Османской империей. Российский ислам в своём становлении принял именно турецкую систему муфтиятов. Но в русско-турецких войнах российские мусульмане принимали активное участие, а духовенство разъясняло воинам, что турки отступили от Корана и превратились в неверных. Заглядывая за исторический горизонт, отмечу присоединение к России Средней Азии, Казахстана и Кавказа. Много литературы о трудных, но героических усилиях русский войск по завоеванию этих территорий. Это действительно так. Но завоевать территорию ещё не значит присоединить население, вовлечь его в политическое и духовное пространство. И в этом вопросе мусульманское духовенство сыграло решающую роль. Муфтий Искандеров и другие духовные лица месяцами, а то и годами работали в среде мусульманских народов Средней Азии, разъясняя в общениях и молитвах сущность России, православия, положение российских магометан. Работали в этом направлении не только представители духовенства, но и интеллигенты-мусульмане.

Что касается совместимости православия и российского ислама, то, исследуя эту тему, автор сих строк пришёл к выводу, что между ними принципиальных противоречий нет. Русским культурно-цивилизационным кодом является совесть. Наша культурно-цивилизационная матрица: совесть-святость-справедливость. Культурно-цивилизационным кодом российского ислама является долг — перед аллахом, уммой, родом, семьей. Матрица выглядит так: долг-совесть-справедливость. Таким образом, мы практически живём и действуем в рамках единой духовно-ценностной системы. Код и матрица Запада: выгода-экспансия-насильственность.

Потому-то Великая Екатерина и пригласила в качестве духовного союзника российских мусульман. В том числе и для того, чтобы мощнее противостоять католикам, протестантам, иудаизму и пр. Российский ислам является самой чистой и истинной ветвью религии Мухаммеда, Православие — истинной чистотой христианства. Две религиозные истины соединились в священный союз. Поаплодируем геополитической мудрости великой государыни! И в итоге подчеркнём: именным Указом императрица по существу поднимает российский ислам до статуса второй государственной религии, а исламское духовенство получает государственное жалование и политическую поддержку. То есть ислам не только получает в России официальное признание, но и приглашается совместно с православием формировать единое духовное (культурно-цивилизационное) пространство. Такое в истории государств, цивилизаций и религий случается впервые.

Собирание евразийского пространства

Но движемся далее. Русскому народу как сильнейшему из славян Русская равнина была достаточна для минимального пропитания, но не полноценного исторического бытия. Полноценное развитие как необходимость и возможность «созидать историю» требовали большего территориального простора и большего разнообразия видов общественного труда. По этой причине русский этнос не мог изначально не распространяться «во все стороны систематически и непреклонно» ради земледельческой колонизации новых территорий, освоения новых ресурсов, торговых путей и, наконец, выходов к морским побережьям.

На первый взгляд Средняя Азия очень мало даёт во всех этих отношениях (отчего в общественном мнении России прошлого века среднеазиатская геополитика встречала довольно мало понимания и поддержки). Средняя Азия и Казахстан проигрывали в масштабности открытия и освоения новых земель. Так, в Сибири северными и южными путями русские землепроходцы уже к середине XVII в. достигли Тихого океана: из устья Лены через Ледовитый океан были достигнуты Чукотка (1648) и Камчатка, южным путём (из Томска) — Байкал и устье Амура (1644); Иркутск был основан уже в 1669 г. Напротив, подобные темпы продвижения в Казахстане и Средней Азии оказались в принципе невозможны, а движение землепроходцев — просто немыслимо.

В чисто утилитарной системе понятий финансов и торговли этот вопрос действительно имеет очень мало смысла, если имеет вообще. Столь же невелик его смысл в узком масштабе двух веков российской истории. Напротив, в системе понятий геополитики и в разрезе столетий борьбы России за полноценное выживание, безопасность и развитие этот вопрос обретает неординарное, ключевое, поистине кардинальное значение. Именно потому актуален совет генерала Снесарева «обращаться к истории наиболее глубоко и прослеживать логику процессов максимально длительных. Это необходимо делать, — указывал А.Е. Снесарев еще в 1906 г. — Британская империя побеждала и побеждает Россию в центре Азии благодаря системности своего исторического знания и своей стратегии»[17].

Стратегия собирания Руси изначально включала внедрение исподволь в политическую систему Золотой Орды с поэтапным её подчинением влиянию Москвы. Благодаря же касимовскому фактору влияние на Орду плавно переросло в её растущее подчинение русскому контролю.

Со времён объединения Руси Иваном III на началах квазифедерации Тверь (а с нею Смоленск и Рязань) считались «унаследованными» в пользу московских царей. Иван Грозный формально делегировал свои суверенные права на Тверь Саин Булату (Симеону). В 1573 г. тот крестился и позднее был даже провозглашён Иваном Грозным в качестве «царя всея Руси» (сам Иван стал называться «князем Московским»). Суть политической системы России и полнота власти Ивана Грозного от этого не изменились. Однако к тому времени ритуальные усыновления и династические браки сложились в такую систему, что Иван Грозный и жена Симеона Анастасия Мстиславская в равной мере оказались потомками царя Ивана III по прямой линии. Вдобавок Анастасия Мстиславская оказалась правнучкой не только самого первого русского царя Василия II Тёмного, но и его свояка Худай-кула (Петра Ибрагимовича). Иными словами, она происходила равным образом от Рюрика и Чингисхана. По этому принципу её и подобрали в жены Симеону Бекбулатовичу. Внешнеполитический символизм такого династического решения очевиден и Востоку был вполне ясен: Симеон — «второе я» царя Московского, Чингисид — «младший брат» Рюриковичей. В этом контексте Иван Грозный — естественный сюзерен и номинальный повелитель всех постордынских государств Евразии. Обычаем Орды было соправительство хана со своим наследником. Иван III ввёл этот обычай в России, но лишь Иван Грозный ввёл татар в эту систему. И в этом тоже проявлялось не только реальное, но и символическое (что не менее важно) могущество московских царей в масштабах континентальной Евразии, на рубежах мира кочевников и в зоне когда-то бесспорного могущества ханов-Чингисидов.

Предчувствие этого могущества ещё в конце XV в. проявилось весьма оригинальным образом. Казанская царица Нур Салтан — мудрый политик и авторитетное лицо в татарских ханствах — была настроена к России весьма позитивно. Её сын Мухаммед Эмин, оставшись мусульманином, был символически «усыновлён» царём Иваном III. В 1495 г. царица совершила хадж в Мекку и, вернувшись оттуда, преподнесла в дар Ивану III коня, на котором совершила своё паломничество к святыне Каабы. Что мог означать этот дар мусульманской царицы православному царю? Не исключено, что он содержал намек на пророка Мухаммеда, который оставил преемникам государство хотя и небольшое, но с огромными перспективами халифата, объединяющего мировую умму.

На Востоке был бесспорен авторитет Ивана Грозного как царя православного и мусульманского, и противопоставить ему та же Османская империя ничего не могла. Служилые татары (и особенно касимовцы) были весомым геополитическим козырем в тюрко-исламском мире Евразии. После их крещения внешнеполитический смысл касимовского фактора был утрачен, что серьёзно ослабило позиции России на пространстве от Украины до Китая. Свержение ордынского ига в 1480 г. означало переход России в контрнаступление на ханства бывшей Золотой Орды и постепенное неуклонное продвижение в восточном (Сибирь) и юго-восточном (Казахстан и Средняя Азия) направлениях.

Кавказский вектор русской геополитики

Принципиально важной характеристикой кавказской экспансии России, её импульсом и побудительным мотивом являлось решение задач исключительно военно-оборонительного характера.

Кавказ на протяжении длительного времени являл собой один из наиболее уязвимых для безопасности России регионов. Практически на протяжении XVI–XVII вв. южные и юго-восточные рубежи Русского государства представляли собой обширные степные пространства, по которым постоянно передвигались многочисленные кочевые народы, несшие смерть и разрушение русским городам и селениям. Логика борьбы заставляла Россию стремиться к установлению стабильных границ, которые можно было бы защищать. Но вплоть до Кавказских гор, Чёрного и Каспийского морей на юге таких границ не было. Именно в этом заключался изначальный смысл всей кавказской политики России. Достаточно вспомнить, например, что освободившееся из-под ига Золотой Орды в 1480 г. молодое Московское государство тем не менее не было освобождено от постоянной военной опасности, исходившей от преемников распавшейся Орды — Казанского, Астраханского, Крымского ханств и непосредственно на кавказском направлении — Ногайской орды. Но если на Западе и Востоке русские земли были ограждены от набегов лесными массивами, то «степные пространства на юге России во многом способствовали регулярным набегам кочевников»[18]. Незащищённые естественными преградами южные границы, соседство с мобильными военно-феодальными образованиями создавали постоянную военную опасность для Русского государства. Причём опасность со стороны данных формирований угрожала не только приграничным районам, но и жизненно важным центрам страны, включая и столицу Московского царства.

Наиболее опасным в этом плане для Русского государства являлось черноморско-кавказское направление, которое в данный период представляло собой сеть опорных пунктов Турции, превратившихся уже во второй половине XVI в. в небольшие крепости: Сухум, Гагры, Темрюк и др. На данной территории турками при непосредственном участии крымских татар и ряда кавказских общин была фактически реанимирована работорговля, причём основную массу продаваемых в рабство людей составляли жители степных районов России, Украины, Польши, а также представители христианского населения Армении и Грузии. Уже начиная с XVI в. «турки и крымский хан ежегодно вывозили с Кавказского побережья более 12 тыс. рабов»[19]. Требовалось принимать меры по обеспечению безопасности России с этого стратегического направления.

Историческое значение в этом плане имел брак Ивана Грозного с дочерью кабардинского князя Темрюка в 1561 г., который по праву можно считать важнейшей политической акцией русского царя, направленной на укрепление позиций России в регионе. Результатом этого стало принятие Кабарды (наиболее развитого в регионе в государственном и военно-политическом отношении образования) под покровительство России. Породнившись с влиятельным кабардинским родом Темрюковичей, московский царь в лице кабардинских князей и самой Кабарды приобрёл стратегического союзника в борьбе не только с кавказскими военно-феодальными образованиями, но и с доминировавшими в тот период в регионе Турцией и Персией. Во многом этому также способствовал начавшийся стихийно процесс формирования на юге страны казачества, историческое предназначение которого состояло не только в антифеодальном протесте внутри России, но и в необходимости оградить «русскую землю» от бесконечных набегов кочевников.

Показательно в этом плане установление особых дипломатических отношений с монархом наиболее крупного и ведущего грузинского царства — Кахетии (в российских документах того времени — Иверская земля) — Александром II, подписавшим прошение о переходе своего царства в полное подданство московского царя. Основной акцент во внешнеполитической деятельности России на кавказском направлении делался на противодействие военно-политической экспансии Турции.

Новый импульс военная политика России на Кавказе приобрела в период правления Петра I. В частности, в 1711 г. Петром I в грамоте кабардинским князьям документально подтверждается покровительство со стороны России[20]. Позднее протекторат России распространяется и на Осетию. Устанавливаются также политические отношения Петербургского двора с рядом северокавказских правителей. Венцом всей кавказской политики России в данный период стал знаменитый каспийский (персидский) поход Петра I, результатом которого явились значительные территориальные приобретения России в Прикаспии, было «прорублено окно в Азию», т.е. ликвидирована её блокада на южном направлении.

Следующий период активизации российской политики на Кавказе связан с царствованием Екатерины II и реализацией ею и князем Г.А. Потёмкиным, курировавшим восточную политику России, планов нанесения окончательного поражения Турции. Понимая это, а также возможность использования антитурецкого национально-освободительного движения на Кавказе, Екатерина II осенью 1769 г. направила в Грузию против турок корпус под командованием графа Тотлебена, который, «двинувшись из Моздока, перешёл Кавказские горы долинами Терека и Арагвы и расположился на зимних квартирах в Грузии»[21].

Характеризуя последующую территориальную экспансию российского государства на Северный Кавказ в начале XIX в., следует отметить, что изначально процессы присоединения северокавказских владений к России носили не насильственный, а преимущественно добровольный и договорный характер. Характер и направленность данной политики были определены указом Екатерины II 28 февраля 1792 г., в котором, в частности, подчёркивалось, «что не единою силою оружия… побеждать народы, в неприступных горах живущие… но паче правосудием и справедливостью приобретать их к себе доверенность, кротостью смягчать, выигрывать сердца и приучать их более обращаться с русскими»[22]. Этим же указом Екатерины II кавказскому командованию также вменялось в обязанность строго следить, чтобы от русских подданных «не было чинено ни малейших притеснений и обиды горцам». Традицию екатерининского протекционизма по отношению к народам Кавказа продолжил и развил в последующем Павел I. В 1802 г. на съезде в г. Георгиевске представителей общин и государственных образований Северного Кавказа были подтверждены условия, ранее подписанных с царским правительством договоров. И уже к 1812 г. подданство России принял практически весь Дагестан. Ещё ранее по документам в состав России вошли: Ингушетия — в 1770 г., в 1774 г. по условиям Кючук-Кайнаджирского мира в состав России вошли Осетия и вновь Кабарда, в 1781 г. — Чечня[23].

Интересен при этом сам факт принятия подданства Российской империи представителями чеченских общин. К 1780 г. многие чеченские общества уже приняли присягу на верность России и просили её подданства. 21 января 1781 г. представители Чечни явились к кизлярскому коменданту Куроедову и официально приняли подданство России. Между царскими властями и чеченцами был составлен акт, определявший условия этого подданства. В преамбуле договора, в частности, отмечалось: «Мы… большие чеченские, хаджиаульские старшины и народ, добровольно, чистосердечно, по самой лучшей нашей совести объявляем… что, чувствуя от её императорского величества щедрые милости и мудрое управление, прибегаем под покровительство, выспрашиваем всевысочайшее повеление о принятии всех старшин и народ по-прежнему в вечное подданство»[24].

Царское правительство со времён Екатерины II пыталось не завоевать, а привлечь правителей региона на свою сторону, для этого «…употреблять всевозможные средства, привлекать к нам различных владельцев… возбуждая в одних любочестие к желанию быть удостоенным от руки нашей, а другим, внушая, какое обогащение, пользы и выгоды последовать могут им и подданным их от спокойного владения и от торговли с россиянами»[25]. С этой целью им после принятия подданства Российской империи присваивались, как правило, генеральские чины, назначалось жалованье, гарантировалось наследственное владение их ханствами. Шамхал Тарковский, например, после принятия подданства России в 1793 г. был произведён в тайные советники с назначением жалованья в 6 тыс. рублей в год на содержание войска. В 1799 г. он был возведён в чин генерал-лейтенанта. Аварский хан имел чин генерал-майора, и даже кадий табасаранский, лицо духовное, тем не менее имел чин полковника российской армии. Таким образом, правители региона как бы состояли на службе у российского императора и в то же время они были суверенными в управлении своими владениями. Именно это и обусловило коренной перелом в политике России на Кавказе, произошедший в середине второго десятилетия XIX в.

Собирание народов евразийского пространства в единую мощную империю на принципах не плавильного котла, но объединения культур и религий и потенциалов явилось важнейшим фактором выживания и сохранения национальной идентичности русского и всех коренных народов. Это позволило сформировать особый культурно-исторический тип — евразийскую цивилизацию.

Примечания:

[1] Платонов О.А. Русская цивилизация. М.: Алгоритм, 2010. С. 6.

[2] А. Тойнби. Цивилизация перед судом истории. М., 1996. С. 106–107.

[3] Дж. Блэк. Тайная история мира. М., ЭКСМО, 2009. С. 287.

[4] Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 2003. С. 26.

[5] Архимандрит Рафаил (Карелин). Христианство и модернизм. М.: Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2010. С. 7.

[6] Мухачёв Ю.В. Евразийство и его социокультурные и геополитические принципы в XX и XXI вв. М., 2009. С. 80.

[7] Н.С. Трубецкой в своей работе «О туранском элементе в русской культуре» к «туранским» (или «урало-алтайским») народам относил угрофинов, самоедов, тюрков, монголов и манчжур.

[8] Савицкий П.Н. Два мира. С. 157, 162; Антощенко А.В. Указ. соч. С. 165, 353; Антощенко А.В.Идеолог евразийства П.Н. Савицкий о культуре России // Universitas. СПб., 2001. С. 172; Петренко Е.Л. Вступительная статья // Савицкий П.Н. Избранное. М., 2010. С. 26–27; Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. Берлин, 1925. С. 40, 50; ту же позицию занимал и Л.Н. Гумилёв. См.: Ахраменко Л.П. Евразийские взгляды Л.Н. Гумилёва и перспективы развития российского суперэтноса // Социальная теория и современность. М., 1995. С. 156.

[9] Данилевский Н.Я. Указ. соч. С. 389.

[10] Иустин (Попович), преп. Достоевский о Европе и славянстве. [Электронный ресурс]: http://azbyka.ru/otechnik/?Iustin_Popovich/dostoevskij-o-evrope-i-slavjanstve

[11] Савицкий П.Н. Поворот к Востоку. С. 121, 122.

[12] Вернадский Г.В. Начертание русской истории. М, 2002, С. 29.

[13] Савицкий П.Н. Континент Евразия. С. 123.

[14] Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 312, 297.

[15] Пётр Смирнов, прот. История христианской Православной Церкви. СПб., 1903. С. 81.

[16] РГИА. Ф. 796. оп. 51. Д. 345. – Л. 113-114.

[17] Снесарев А.Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб., 1906. С. 18.

[18] Кавказская война: уроки истории и современность // Материалы научной конференции. Краснодар, 1995. С. 22.

[19] Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в ХVI–ХIХ веках. М., 1958. С. 21.

[20] ЦГАДА. Ф. 115. Кабардинские дела. 1719. № 1. Кабардино-русские отношения в ХVI–ХVIII вв. В 2 т. М., 1957.

[21]Соловьев С.М. Указ. соч. Т. 28. С. 282.

[22] Русско-дагестанские отношения в ХIII – начале ХIХ вв. Сб. документов // Под ред. В.Г. Гаджиева. М., Наука, 1988. С. 13.

[23] См.: Виноградов В.Б., Гриценко Н.Б. Навеки в России. Грозный, 1981; Гаджиев В.Г., Байбулатов Н.К., Блиев М.М. Вхождение Чечено-Ингушетии в состав России // История СССР. 1980. № 5. С. 48–63; Бузурганов М.О., Виноградов В.Б. Умаров С.Д. Навеки вместе. Грозный, 1981.

[24] Бутков П.Г. Указ. соч. Ч. 2. С. 72–73.

[25] Там же. С. 286–287.

Тимофей Бордачев, к. политических н., программный директор Фонда клуба «Валдай»,  директор ЦКЕМИ НИУ ВШЭ. Москва, 1 августа 2017 г.

Государства Большой Евразии разделяют значительное количество общих интересов, хотя взгляды на такие базовые категории, как суверенитет и легитимность государственного управления, между «основной Евразией» и её западной периферией существенно различаются. Это противоречие необходимо вписывать в общую систему отношений в области безопасности. В противном случае то, что сейчас выглядит как простая демонстрация флага сможет привести к серьёзным конфликтам.

В середине прошлого месяца несколько военных кораблей Китая впервые зашли в акваторию Балтийского моря для совместных с российским флотом учений. Официально целью учений была отработка взаимодействия в целях обеспечения безопасности перевозки морских грузов в рамках транспортных коридоров Экономического пояса Шёлкового пути (ЭПШП). Годом ранее, в сентябре 2016 года, группа российских военных кораблей участвовала в совместных с китайскими моряками учениях в Южно-Китайском море.

Таким образом, китайско-российское военное сотрудничество окончательно вышло за рамки непосредственной географической периферии этих стран. Оба события делают очевидной необходимость нового подхода к тому, как мы видим международную безопасность в Евразии.

Большинство наблюдателей, в первую очередь – на Западе, истолковали и то и другое событие, как простую демонстрацию Москвой и Пекином поддержки друг друга на наиболее конфликтных направлениях. Мероприятия в чистом виде дипломатические и не имеющие серьёзного значения в системном отношении. Вместе с тем эти события стали яркой иллюстрацией того, что в современном мире проблемы безопасности уже не имеет смысла обсуждать только на местном или же сразу глобальном уровне. Ни один из конфликтов не остаётся уже исключительно двусторонним, либо замкнутым по своему влиянию на один конкретный регион. Соответственно, должны совершенствоваться международные механизмы и институты для предотвращения этих конфликтов или их урегулирования в том случае, если первое потерпело неудачу.

Прежде всего в обсуждении нуждается вопрос – необходимо ли стремиться к максимальной локализации форматов обсуждения проблем безопасности или нужно наоборот – максимально стремиться к их рассмотрению с участием всех потенциально заинтересованных сторон? Думается, что в современных условиях локализация уже невозможна. Поэтому смысл имеет вести разговор в первую очередь о пределах расширения числа заинтересованных сторон и критериях их вовлечения. Здесь важными категориями могли бы быть объёмы реальных – экономических и политических – интересов, а также присутствие особых отношений с непосредственными участниками конфликта. 

В какой степени конфликт между Россией и Западом, формально начавшийся после переворота на Украине, затрагивает интересы Китая или любой другой крупной державы Евразии? Напрямую – в незначительной. Но в более широком смысле и долгосрочной перспективе – крайне серьёзно. Поскольку влияет на потенциал реализации важнейших китайских инициатив, участие в которых как России, так и стран Запада одновременно является необходимым. Так, например, паралич взаимодействия между Россией и такими странами НАТО, как Польша, после 2014 года является уже прямым препятствием для совершенствования системы транспортно-логистических коридоров, которые должны соединить китайский, казахстанский, российский и западноевропейский рынки. Польская сторона по политическим причинам отказывается от участия в проектах, в которые должна быть вовлечена Россия. Отдельные представители стран Восточной Европы настаивают на развитии коридоров в обход России – через Казахстан, Каспийское и Черное моря. Но экономически такие проекты являются практически бессмысленными. В первую очередь вследствие многократного повышения цены транспортировки грузов. В долгосрочной перспективе качество отношений России с европейскими странами может оказать существенное влияние на то, получат ли серьёзное практическое развитие китайские планы по сопряжению в Евразии.

А кроме того конфликт России и Запада в принципе создаёт дополнительную напряжённость в международной среде. Китай в такой напряжённости совершенно не заинтересован, поскольку объективно стремится и далее «копить силы». Хотя вторая часть этой формулы Дэн Сяопина – «держаться в тени» – уже гораздо менее актуальна, Пекин, как считают авторитетные наблюдатели, прекрасно осознаёт, что время всё равно на его стороне. И чем дальше по времени будет отложено прямое столкновение с США, тем больше шансов его выиграть, либо вообще добиться своих стратегических целей без прямой конфронтации. Однако Россия является единственной значительной крупной державой, отношения которой с Китаем можно охарактеризовать как откровенно дружеские. Такого не скажешь, например, о такой крупной и обладающей ядерным оружием соседке Китая, как Индия.

Это, а также уникальный характер отношений между руководителями Китая и России, определили ту помощь, которую Пекин оказал Москве в непростые для нее 2014 – 2016 годы. Поэтому Китай может считаться стороной, которая от конфликта России и Запада выиграла, однако стоит отметить, что эта сторона была крайне заинтересована в разрешении данного конфликта. То же самое, кстати, можно сказать о таких значимых странах, как Япония или Южная Корея. Оба государства не хотят продолжения или эскалации конфликта вокруг Украины, поскольку он напрямую угрожает их инвестиционным планам в России. Почему эти страны никак не участвуют в обсуждении вопросов европейской безопасности?

Равным образом и конфликты вокруг Корейского полуострова или в Южно-Китайском море напрямую могут затрагивать российские интересы в области безопасности. В первую очередь потому, что каждое обострение здесь ведёт к дискуссиям о перенастройке двусторонних отношений России и Китая. События весны 2017 года показали, что новая администрация США будет проводить в отношении Китая более провокационную политику. Пытаться давить и шантажировать Пекин по любому поводу. Хотя пока такая тактика и не приносит результатов, но она актуализирует для китайской дипломатии вопрос о необходимости формального союза между Китаем и Россией. Москва в таком формальном союзе вряд ли заинтересована, поскольку он не является для неё вопросом обеспечения национальной безопасности. При этом не стоит забывать о том, что Россия – значимый участник международного дипломатического процесса по северокорейской ракетно-ядерной проблеме. В июле 2017 года она даже выступила с совместными с Китаем предложениями. Почему Китай никак не вовлечён в обсуждение проблемы Донбасса и невыполнения Киевом Минских соглашений 2015 года?

Однако есть и более глубокие причины, которые делают существующие системы региональной безопасности устаревшими. Во-первых, возникающие и постоянно укрепляющиеся взаимозависимости имеют уже не только региональный или глобальный характер. Одной из отличительных черт нашего времени становится постепенное формирование макрорегионов – больших, чем традиционные регионы, но всё-таки относительно локализованных в глобальном масштабе. В первую очередь речь должна идти об Азиатско-Тихоокеанском и Евразийском макрорегионах. Такие интеграционные инициативы, как Евразийская интеграция, Региональное всеобъемлющее экономическое партнёрство, инициатива сообщества Большой Евразии и даже – замороженное, впрочем, пока – Транстихоокеанское торговое партнёрство – все они указывают на значительное укрупнение тех экономических и отчасти политических сообществ, с которыми мы имеем дело в регионе.

В какой-то степени предтечей наблюдаемых в Азии и Евразии процессов была, как это ни странно, политика соседства, предложенная Евросоюзом странам к югу и востоку от него после расширения 2004 – 2007 годов. Однако между данной инициативой и возникающими в наши дни концепциями и форматами совместного развития в Евразии существует принципиальная разница. В основе «политики соседства» лежала совершенно порочная идея о так называемой «Европе концентрических кругов». Эта идея возникла в 1990 годы как ответ на вопрос о том, как структурировать отношения с теми соседями ЕС, вступление которых в Союз невозможно. Предполагалось, что решающим критерием участия той или иной страны, будь то государства Магриба, Ближнего Востока или Восточной Европы, станет качество их отношений с «ядром» – Европейским союзом. То есть такие отношения не предполагали даже гипотетического равенства, должны были стать сугубо вертикальными и основанными на нормативной субординации периферии по отношению к центру.

Этот проект провалился в своей изначальной функции. Он оказался абсолютно неуспешен как инструмент, который позволит избежать конфронтации и направить усилия на достижение целей развития на пространстве от Марракеша до Владивостока. По признанию одного из авторов политики «соседства», бывшего шведского премьера и министра иностранных дел Карла Бильдта, «мы хотели вокруг ЕС кольцо друзей, а получили кольцо огня». Крупнейшими достижениями «партнёрства» стала серия ни к чему не обязывающих соглашений с Арменией и Казахстаном, а также силовой захват Украины через поддержку там националистического государственного переворота зимой 2013 – 2014 годов. Который, напомним, привёл к потере этой страной части территории и жестокой гражданской войне.

Но даже с учётом того, что Евросоюзу удалось оторвать Украину от России, ценность данного приобретения остаётся под вопросом. Нет сомнений в том, что украинские власти будут последовательно ставить вопрос о перспективе вступления их страны в ЕС. Это будет вести к многочисленным проблемам и дискуссиям между Киевом и европейскими столицами. Что в свою очередь указывает на важнейшую проблему внешней политики Евросоюза – в тех случаях, когда он не может предложить своим клиентам перспективу членства, его влияние на них становится ограниченным. Опыт отношений с Турцией говорит совершенно о том же. Как только возможность вступления страны в ЕС стала окончательно иллюзорной, влияние Брюсселя на Анкару резко сократилось.

Таким образом, в случае с политикой построения широких сообществ силами ЕС мы видим пример очевидных системных ошибок, продиктованных историей и природой отношений европейских колониальных держав с окружающим миром. Так макрорегиональное сообщество не построить. То, что виделось 20 лет назад как зона всеобщего относительного развития под «мудрым патронажем» Европы, превратилось в кровоточащее пространство, состоящее из осколков стран и государств, терзаемых серьёзными внутренними конфликтами. Более того, начал съёживаться сам Евросоюз, переговоры о выходе из которого начала Великобритания. Отметим, кстати, что отложенное пока на полку Транстихоокеанское торговое партнёрство было по замыслу гораздо более равноправным для всех игроков, не основывалось на политическом доминировании одного центра и формально предполагало равную выгоду для всех.

Новые партнёрства в Азии и Евразии формируются по совершенно иным принципам, центральным из которых должен стать демократизм. Причина здесь в том числе – и отсутствие явного доминирующего лидера. Лидера, который был бы способен и стремился предложить другим модель унифицированного и отцентрованного на него развития.

Иногда в попытках проведения такой стратегии упрекают Китай. Многими наблюдателями на Западе и в Азии инициативы, которые предложил на саммите «Один пояс, один путь» в мае 2017 года глава КНР истолковывались как якобы отражающие желание построить китаецентричную систему отношений в Азии и Евразии. Однако такие упреки видятся абсолютно необоснованными. Тому есть несколько причин.

Во-первых, у КНР нет исторического опыта построения формализованных однополярных структур межгосударственного взаимодействия. Спору нет, инициатива «Одного пояса, одного пути» может гипотетически рассматриваться как современное, цивилизованное и выгодное для всех издание традиционной политики Китая в отношении своих соседей. Но в этом случае круг участников такого союза будет неизбежно ограничен весьма узкой группой государств.

Во-вторых, в Евразии, кроме Китая, присутствуют по меньшей мере три игрока, которые имеют важнейшее значение для перспектив реализации китайских инициатив, но не могут быть младшими партнёрами. Это военная сверхдержава Россия, колоссальная по своим масштабам Индия и решительный Иран. И, наконец, сам Китай, конечно, не может быть заинтересован в дальнейшей антагонизации по отношению к себе со стороны малых и средних стран Азии и Евразии. Такой антагонизацией немедленно воспользуются внерегиональные игроки, что приведёт к параличу китайских инициатив в сфере сотрудничества и развития.

Конечно, то, насколько удастся погрузить мощь Китая в Большую Евразию, будет оставаться важным вопросом. Опыт Германии, растущее могущество которой после объединения погрузил в европейскую интеграцию покойный канцлер Гельмут Коль, является неоднозначным. Сначала последствия этого решения были положительными. Однако при канцлере Ангеле Меркель германские политики, очевидно, пожертвовали развитием всей Европы в пользу развития именно их страны. Германия стала главным получателем выгоды от европейской интеграции, что сказывается на доверии к ней других стран ЕС и стабильности всей конструкции. Видимо, в долгосрочной перспективе, если германское лидерство в его нынешнем виде продолжится, то оно приведёт к частичному осыпанию ЕС. Поэтому опыт взаимодействия Германии и других стран ЕС последние 20 лет также нуждается в глубоком изучении. И этот опыт говорит о необходимости крайне внимательно относиться к вопросу о роли объективно наиболее мощного в экономическом отношении игрока при создании макрорегиональных партнёрств.

Выдвижение в 2016 году российской инициативы сообщества Большой Евразии нацелено именно на снятие причин для опасений такого плана. Целью России является создание такой международной среды, в которой энергия Китая будет направлена на решение задач развития – как его самого, так и других государств. Важнейшей предпосылкой здесь является создание условий для максимально равноправного и демократического участия всех заинтересованных стран, безусловного уважения суверенитета. Кроме того, такое сообщество не должно быть формально ограничено неким географическим пространством. Не должно вестись дискуссии о том, что есть Евразия на пространстве от Атлантики до Южно-Китайского моря, а что – нет. Такая дискуссия применительно к понятию Европа, напомним, уже годами отравляет отношения между Россией и странами к западу от неё. Именно поэтому вопрос об исключении государств Восточной и Западной Европы, в том числе входящих в Европейский союз, из числа важных евразийских партнёров никем не ставится. Европейские страны – важнейший источник инвестиций, технологий и торговый партнёр для России, Китая и других стран «основной Евразии».  

Таким образом, уже сейчас совершенно очевидно, что Большая Евразия и АТР приобретают черты взаимосвязанных макрорегионов, бо́льших, чем Европа, Азия или «основная Евразия» взятые по отдельности. При этом Большая Евразия является географически более локализуемым пространством. В ней нет непосредственного физического присутствия территорий государств, отделённых от основной суши мировым океаном. Она ограничена на Востоке, Западе, Севере и Юге четырьмя океанами – Северным Ледовитым, Атлантическим, Тихим и Индийским. Большая Евразия внутри себя связана развивающимися транспортно-логистическими коридорами «Восток – Запад и «Север – Юг», среди которых одним из важнейших является российская Транссибирская железная дорога. По периферии Большая Евразия опутана сетью морских торговых путей, которые, как показывают расчёты, будут в обозримой перспективе наиболее выгодными для транспортировки основных товаров, производимых в Азии. Хотя укрепление производственной базы в центре континента должно будет вести к постепенному насыщению и сухопутных коридоров.

Но есть одна существенная проблема. В Евразии нет ни одной площадки даже для обсуждения вопросов макрорегиональной безопасности. Существующее ОБСЕ включает в себя Западную и Восточную Европу, пространство бывшего СССР, но обходит Иран, Монголию, Афганистан, Пакистан, Индию или Республику Корея. Включает в себя, например, Великобританию, но не Японию, США и Канаду, но не включает Китай. Возникает очевидный вакуум международных институтов в сфере безопасности. Ликвидации этого вакуума может способствовать реформа того, что сейчас называется ОБСЕ.

Эта организация является, помимо НАТО, одним из очевидных пережитков и реликтов холодной войны. Инструментально её предтеча – Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе – создавалась как способ достижения дипломатических целей именно того времени. Для СССР это была цель заключить со странами Запада своего рода «мирное соглашение» о нерушимости границ после Второй мировой войны. Для Запада – средством подцепить СССР на крючок так называемой «третьей корзины» и сделать обсуждение внутриполитических вопросов частью дипломатического диалога. СССР исчез в 1991 году, но страны Запада продолжают использовать ОБСЕ для попыток вмешательства во внутренние дела своих партнёров. Кроме того, ЕС и США монополизируют повестку ОБСЕ, предотвращая серьёзное обсуждение тех вопросов, которые им не интересны. Это уже привело к деградации ОБСЕ и потере участия в ней смысла для таких важных игроков, как, например, Россия.

Поэтому ОБСЕ, очевидно, исчерпала свой потенциал и должна быть принесена в жертву новым стратегическим обстоятельствам, складывающимся в наши дни. В первую очередь – формированию макрорегиона Большой Евразии, как обширного пространства пересекающихся интересов в сфере международной экономики и политики. Изучив позитивный и особенно негативный опыт ОБСЕ, имеет смысл инициировать создание нового международного института безопасности в Большой Евразии. С участием максимального количества государств этого макрорегиона. Для России участие в институте региональной безопасности Китая, Ирана, Индии и других может стать важным активом внешней политики.

Почти двести лет назад канцлер Австрийской империи Клеменс Меттерних писал, что в реальности любое государство уже не может рассматривать свою безопасность в отрыве от безопасности остальных. Государства Большой Евразии разделяют значительное количество общих интересов, хотя взгляды на такие базовые категории, как суверенитет и легитимность государственного управления между «основной Евразией» и её западной периферией, существенно различаются. Это противоречие необходимо вписывать в общую систему отношений в области безопасности. В противном случае то, что сейчас выглядит как простая демонстрация флага сможет привести к серьёзным конфликтам.

Источник: http://ru.valdaiclub.com/

Нынешний конфликт, в суверенной Украине, прежде всего, несёт огромные угрозы, как для Российской Федерации, так для Европы, и всего остального цивилизованного мира. Сам по себе Украинский кризис, имеет сложную природную характеристику, так как в нём переплелись множество событий и исторических параллелей.