В интервью Михаил Хазин о  том, какие вызовы стоят перед Россией и Беларусью в рамках ЕАЭС в новой глобальной повестке дня. Минск, 18 ноября 2016 г.

— Как вы думаете,  в ЕАЭС настал момент, когда необходимо делать новые смелые шаги в процессе дальнейшей интеграции?

— Я думаю, что да. Победа Трампа на выборах в США означает, что либерально-финансовая глобалистская модель подходит к концу. А это значит, что нужно форсировать выстраивание региональной системы разделения труда. Разумеется, это не тот случай, когда нужно действовать в стиле «бей, беги», поскольку в начале тут необходима качественная теоретическая подготовка.

— Является ли текущие события между РБ и РФ показателем того, что в интеграции между странами назрело множество проблем, решения которых не находятся или не хотят находить?

— Это естественная ситуация. Та модель, которая была заложена в интеграционный процесс в 90-е годы, подходит к концу и нужно искать новые формы и модели. В частности, понять, является ли Белоруссия одной из стран ЕАЭС, или же Союзное государство выступает в новом (расширенном) ЕАЭС как единый «организм». Это самый главный вопрос, но ответ на него влечет массу следствий, в том числе технических, которые тоже нужно рассмотреть. К сожалению, либеральное правительство России, которое (пусть и не говоря это явно) выступает против интеграционных процессов, активно тормозит этот процесс.

— Какой, на Ваш взгляд, будет выход из сложившейся ситуации?

— Необходимо создавать новые экспертные институты, направленные на интеграцию, которые должны разрабатывать соответствующие модели и готовить под них кадры. Именно эти люди и должны потом стать основой государственных институтов, поскольку все экономические и политические механизмы в процессе предстоящего глобального кризиса в любом случае потребует серьезных трансформаций.

— Могут ли Беларусь «перетянуть», переориентировать на Запад? И как на это реагируют в России?

Я думаю, что это невозможно. Тенденции изменились, сейчас, скорее, будет вставать вопрос о переориентации Восточной Европы на ЕАЭС (руководство Венгрии об этом уже открыто говорит). Разумеется, это процесс длительный, но, как мне кажется, он имеет очень серьезный потенциал. Это не значит, конечно, что Запад остановит свои попытки разрушить отношения Белоруссии с Россией, и против этого необходимо применять контрмеры.

— Почему ЕАЭС не так сильно пиарится и продвигается на территории стран участниц как, например, тот же ЕС (в Беларуси под этой маркой проходит масса мероприятий и плакаты с лейблом Европы висят во многих городах)?

— Потому что исполнительная власть в России находится под контролем мировых финансовых элит и активно противодействует интеграционным процессам. Впрочем, у ЕС начинаются свои проблемы — я не думаю, что эта структура в своем нынешнем виде протянет еще 10 лет. Но, безусловно, России и другим странам ЕАЭС необходимо увеличить свою активность в направлении агитации за интеграционные процессы.

— Почему Россия, уделяя столько внимание на продвижение своей позиции за рубежом, так мало внимание уделяет близким соседям?

— Россия практически не уделяет внимания своему продвижению за рубежом. Ее видимое усиление — следствие падение влияния США и мировой либеральной элиты, которые явно не могут сохранить устойчивое развитие. И чем сильнее кризис, тем большую роль играет «фантомный» образ СССР, который сегодня ассоциируется в Россией. И по этой причине России нужно увеличивать активность на всех направлениях.

 

Коваленко Андрей Алексеевич (р. 1985) — политолог, эксперт по внутренней политике России. Защитил дипломы филолога-германиста и специалиста госуправления. Сфера научных интересов: международные отношения, взаимоотношения России и Украины, европейская интеграция, мировые геополитические процессы. Эксперт Изборского клуба.

 

В апреле 2016 года министр иностранных дел Сергей Лавров сообщил, что в ведомстве по поручению президента работают над новой Концепцией внешней политики Российской Федерации. Министр отметил, что в основе новой Концепции будет лежать «переход к полицентричной архитектуре» международных отношений, который «в идеале, в перспективе должен опираться на взаимодействие ведущих центров силы в интересах совместного решения глобальных проблем»[1]. Обозначенный Лавровым поворот во внешней политике к стратегии многополярности (пока в вербальной форме) уже сам по себе принципиально важен.

Геополитический ландшафт после публикации в феврале 2013 года действующего варианта Концепции существенным образом изменился. США фактически разрушили не только Ялтинскую, но и Вестфальскую международную систему: максимально ослабили возможности и влияние во внешней политике независимых государственных акторов и низвели роль ООН до уровня декоративной структуры; фактически объявили войну России, втянув в экономическое, информационное и военно-политическое противостояние с бывшим союзником по антигитлеровской коалиции весь европейский континент. Также вследствие явно деструктивной позиции Вашингтона центр мировой экономики и геополитики начал смещаться на восток — в пользу стран АСЕАН, БРИКС и ШОС. В то же время фактическая ломка однополярной системы еще не достигла своего пика и не закреплена в международных правовых конвенциях.

Взятая в МИДе после апрельского заявления пауза продолжается до сих пор и позволяет нам подумать над возможными силовыми линиями и ключевыми определениями разрабатываемой Концепции, а также оценить работу государственных и негосударственных российских институтов в реализации нашей внешнеполитической стратегии.

***

На наш взгляд, причины сравнительно слабого влияния России на международные процессы стоит искать как внутри России, так и за ее пределами.

Внешнеполитическая стратегия России на данный момент носит скорее оборонительный и реактивный характер, вследствие чего крайне уязвима в случае применения новейших социально-политических и информационных технологий (т.н. «цветные революции», госпереворот, массированное информационное воздействие и т.д.). Влияние за рубежом ограничивается почти исключительно связями на официальном уровне и с представителями действующих властей dejureсуверенных государств.

Опора лишь на официальную дипломатию и нежелание (либо неспособность) работать с широким сегментом гражданского общества, этнокультурными общностями, протестным и радикальным элементом за рубежом привели в совокупности к состоявшемуся фиаско на украинском направлении, слабой позиции в странах бывшего Советского Союза и отсутствию всякой «уличной» опоры российской дипломатии в странах дальнего зарубежья.

Так, во-первых, к внутрироссийским причинам подобной слабости, в первую очередь, можно отнести неготовность нашего экспертного сообщества, бюрократического аппарата и академических кругов к разработке наступательных и оборонительных информационных социально-политических технологий. Объективная причина – крайнее отставание социологической и политической науки в России от западной. Некоторые теоретические основания разрабатывались лишь в рамках марксистской школы поддержки «национально-освободительных движений». В современной России, когда советский опыт поддержки рабочего движения за рубежом забыт, а новые теоретические технологии пока не освоены, в этой принципиально важной сфере знаний можно смело зафиксировать существенный провал. Речь идет о дефиците серьезных теоретических разработок ученых социологов о «мягкой силе» или «ненасильственном действии». В то же самое время в американской научной среде существуют целые авторские научные школы «ненасильственных технологий свержения режимов». К таким известным авторам относятся, безусловно, Джин Шарп[2], Питер Акерман[3], Джэк Дюваль, Эдвард Лютвак[4] и другие. В России же рассуждения о «мягкой силе» и «цветных революциях» носят в лучшем случае публицистический характер и мало способствуют приращению научного знания в этом направлении.

В то же время российским государством не сформулирован заказ на разработку таких подобного рода технологий: ни в виде грантовой поддержки ученых социологов и политологов, ни в качестве учебных программ и дисциплин на политологических и социологических специальностях вузов. Это можно объяснить, во-первых, слабой компетенцией бюрократического аппарата, специальных служб, МИДа и соответствующих инстанций.

Во-вторых, профильные образовательные и экспертные структуры в России, занимающиеся внешней политикой, подвергаются мощному прямому и идеологическому влиянию из-за рубежа. Механизмы такого влияния подробно описал ведущий эксперт исследовательского центра Катехон Александр Бовдунов в статье «Влияние американской идеологии на российское сообщество международников»[5]. Ведущие научные институты, которые должны заниматься исследованием наступательных и оборонительных информационных и социальных технологий, превратились, по сути, в филиалы западных академический структур. В особенности это относится к МГИМО и различным институтам Российской академии наук: ИНИОН РАН, ИМЭМО РАН, Институт США и Канады РАН, Институт Европы РАН и другие. Лоббированием проамериканской внешнеполитической стратегии России занимаются такие структуры, как Совет по внешней и оборонной политике, Центр исследования постиндустриального общества В.И. Иноземцева, Институт современного развития И.Ю. Юргенса, фонд «Либеральная миссия», фонд «Новая Евразия» (основан американским фондом «Евразия»), ПИР-центр, Горбачев-фонд и др.

Теоретическим оправданием защитно-оборонительной внешнеполитической повестки занимаются по сути все академические структуры. У силовых ведомств, к сожалению, недостаточно компетенции для такого рода исследований, хотя первые попытки в этом направлении делаются. Так, 1 марта 2016 года на собрании Академии военных наук с правильным, но достаточно посредственным с теоретической точки зрения докладом о противодействии «цветным революциям» выступил  начальник Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов. В собрании также принимали участие вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин, члены академии и эксперты. Рассуждения по этому поводу российских военных и дипломатов по сей день в лучшем случае напоминают пересказ газетных статей и телевизионных программ, носят скорее эмоциональный и оценочный характер.

Ситуация с подобными разработками и в советские времена не была поставлена на должный уровень. Сейчас же балансирует на грани отсутствия. Объясним, почему. Даже в период с конца 60-х исследования США в Советском Союзе включали в себя широкий спектр культурных и исторических изысканий. В лучшем случае весьма ангажировано марксистской наукой исследовались социальные конфликты в американском обществе, профсоюзное движение и т.д. В то же самое время в США советологи рассматривали своего врага с одной точки зрения: на карту СССР смотрели как на схему разделки туши, изучали национальные и внутриэлитарные конфликты, информационные уязвимости и т.д. Другими словами, рассчитывалось наиболее точное и эффективное место нанесения единственного летального удара. И этот удар в конечном итоге был нанесен.

Между тем, такие социальные и информационные технологии, наряду с технологией ненасильственной смены власти, госпереворотов и информационных войн являются главным оружием XXIвека, сродни атомной бомбе в XXвеке. Это оружие является на порядок более эффективным и очень сложным на этапах инженерного планирования и осуществления. Разработкой «чертежей» таких информационных и социальных технологий на Западе занимаются десятки, если не сотни институтов, в год защищаются сотни PhDработ, пишутся тысячи углубленных научных статей и монографий. Эти научные институты детально прорабатывают общую архитектуру современного общества и государства, выявляют его слабые звенья, наблюдают за течением наиболее эффективных экспериментов (Украина, Сербия, Ливия и т.д.). Далее проводят социологическую диагностику, вносят необходимые поправки – и организуют новые акции, направленные на дестабилизацию того или иного государства. Работа ведется при прямой поддержке силовых ведомств, внешнеполитического и оборонного министерств США, а также частными правозащитными и просветительскими фондами и организациями типа Фонда Сороса, Amnesty International, FreedomHouseи других.Научными разработками в этом направлении занимаются такие организации, как Институт Альберта Эйнштейна, Фонд Розы Люксембург, Католический Институт в Польше, Международный центр ненасильственных конфликтов, Арлингтонский институт и так далее.

***

Среди позитивных сдвигов в последнее время можно отметить хотя бы то, что «мягкая сила» и концепция «многополярности», пусть и в весьма сдержанной и «беззубой» форме, были закреплены в ряде официальных документов. Так, в Концепции внешней политики Российской Федерации от 2013 года находим в пункте 20 следующую формулировку:

«Неотъемлемой составляющей современной международной политики становится «мягкая сила» — комплексный инструментарий решения внешнеполитических задач с опорой на возможности гражданского общества, информационно-коммуникационные, гуманитарные и другие альтернативные классической дипломатии методы и технологии. Вместе с тем усиление глобальной конкуренции и накопление кризисного потенциала ведут к рискам подчас деструктивного и противоправного использования «мягкой силы» и правозащитных концепций в целях оказания политического давления на суверенные государства, вмешательства в их внутренние дела, дестабилизации там обстановки, манипулирования общественным мнением и сознанием, в том числе в рамках финансирования гуманитарных проектов и проектов, связанных с защитой прав человека, за рубежом»[6].

Едва ли не впервые официальное обращение к многополярности можно найти в действующей Концепции Национальной безопасности Россий­ской Федерации, сформулированной в документе «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года». Концепция утверждена указом Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 537[7].

Многополярность упомянута в самом начале — в п. 1:

«1. Россия преодолела последствия системного политического и социально-экономического кризиса конца XX века — остановила падение уровня и качества жизни российских граждан, устояла под напором национализма, сепаратизма и международного терроризма, предотвратила дискредитацию конституционного строя, сохранила суверенитет и территориальную целостность, восстановила возможности по наращиванию своей конкурентоспособности и отстаиванию национальных интересов в качестве ключевого субъекта формирующихся многополярных международных отношений»[8].

Пункт 25 этого же документа гласит:

«25. Национальные интересы Российской Федерации на долгосрочную перспективу заключаются:

·      в развитии демократии и гражданского общества, повышении конкурентоспособности национальной экономики;

·      в обеспечении незыблемости конституционного строя, территориальной целостности и суверенитета Российской Федерации;

·      в превращении Российской Федерации в мировую державу, деятельность которой направлена на поддержание стратегической стабильности и взаимовыгодных партнерских отношений в условиях многополярного мира»[9].

Фатальный контраст геополитической ситуации и деклараций наблюдается в Концепции внешней политики 2008 года. Хотя в ней и говорится, помимо всего прочего, о защите суверенитета и национальных интересов России, в целом она несет на себе печать 1990-х и даже печальной «козыревской внешней политики». Концепция в значительной степени пронизана химерическими положениями, например, об «историческом выборе народов Российской Федерации в пользу правового государства, демократического общества, социально ориентированной рыночной экономики». Подчеркивается некое «единство Евро-Атлантического региона – от Ванкувера до Владивостока», что не является даже панъевропеизмом («от Дублина до Владивостока»), а прямой и неприкрытым атлантизмом, напрямую враждебным национальным интересам России. Политика США представлена в розовом цвете, реальные российско-американские отношения подменены утопией: «Россия последовательно выступает за достижение новых договоренностей с Соединенными Штатами в сфере разоружения и контроля над вооружениями в интересах сохранения преемственности этого процесса, укрепления мер доверия и транспарентности в области космической деятельности и противоракетной обороны, а также по вопросам нераспространения оружия массового уничтожения, безопасного развития мирной ядерной энергетики, наращивания сотрудничества в сфере противодействия терроризму и другим вызовам и угрозам, урегулирования региональных конфликтов». С такой Концепцией внешней политики мы жили до 2013 года. Никаких упоминаний ни о «жесткой», ни о «мягкой силе» найти там невозможно, равно как и о многополярности или полицентричности.

Однако зафиксированная в Концепции внешней политики «мягкая сила» так и осталась лишь руководством к действию и в лучшем случае стала поводом для круглых столов или освоения бюджетных средств. Россотрудничество даже не постеснялось презентовать концепцию «мягкой силы» в разгар вооруженного конфликта на Донбассе в 2014 году, когда нашей дипломатической стратегией в Киеве было провалено все, что только возможно.

Здесь следует заметить, что в США и Европе «мягкая сила» работает, потому что у них имеется предельно ясная идеологическая миссия, ресурсы и возможности. В Российской интерпретации «мягкая сила» сводится к проведению пушкинских фестивалей, выступлению российский вокальных ансамблей и организации кулинарных конкурсов русской кухни за рубежом. Этим сейчас занимаются такие наши негосударственные представители за рубежом, как Россотрудничество и Русский мир. Российский МИД вообще опасается любого намека на открытый контакт с оппозиционными движениями и партиями за рубежом.

Наша «мягкая сила» превратилась таким образом в синоним безвольной, беззубой, нерешительной политики. Причем и исполнителей, и заказчиков это, похоже, устраивает. Подчеркнутая уступчивость, не подкрепленная ни должной волей, ни системой привлекательных мероприятий и соответствующего финансирования наглядно продемонстрировали себя в бессилии российской дипломатии на украинском направлении и последующей спешной перестройке на ходу в результате прямого вмешательства в принятие решений по Украине Президента РФ.

Таким образом, в новой Концепции на основе совсем недавнего исторического опыта «мягкая сила» должна быть переосмыслена и доработана до «справедливой силы» или «вежливой силы». Меняя терминологию и разрабатывая собственные, действенные в наших руках механизмы влияния, мы на шаг опережаем наших противников. Отсылка к справедливости наполняет нашу внешнеполитическую доктрину вполне конкретным ценностным содержанием, укорененным в российских политических и дипломатических традициях.

Даже не имея должного финансового обеспечения и технического инструментария в виде десятков телеканалов и НКО для работы за рубежом, Россия в борьбе за собственный суверенитет и многополярный мир должна опираться на ценностные концепты. «Справедливая сила» может стать такой самобытной системы нашего присутствия в мировой политике.

Также в новой Концепции, на наш взгляд, следует, опираясь на высказывания нашего Президента, признать события конца прошлого века величайшей геополитической катастрофой, которая не только сделала русских самым большим разделенным народом, но заложила основу будущих кровавых конфликтов. Другими словами, от юридических и мало связанных с реальным положением дел формулировок необходимо перейти к прямой артикуляции своих национальных и цивилизационных интересов, а вслед за этим – к перечислению средств их защиты.

В тексте также необходимо констатировать крах Вестфальской системы государств-наций еще во время соперничества США и СССР. Вслед за этим идея многополярного или полицентричного мира является единственным адекватным ответом на пережитую в ХХ веке геополитическую катастрофу, причем не только для России, но и для всего мира.

Многополярность можно обозначить как такую систему международных отношений, которая отстаивает юридическое равноправие национальных государств и признает фактическое влияние множества центров экономической и политической силы. Многополярность оперирует с тем положением дел, который существует не столько de jure, сколько de facto, и отталкивается от констатации принципиального неравенства между собой национальных государств в современном мире. К тому же концепция многополярности жестко оспаривает притязания Запада на монопольное выражение истины.

К тому же негативное отношение к однополярному капиталистическому миру напрямую вытекают из советской дипломатической традиции. Также негативным отношением к строительству «Нового Вавилона» пропитана православная традиция. Еще государь Иван Васильевич Грозный писал, что «Государства всей Вселенной не хотим». Напрямую из этого вытекает защита традиционных религиозных и семейных ценностей в России и за ее пределами. Это одна из основных точек опоры нашей политики за рубежом. Фронтальная оппозиция пропаганде перверсивных форм поведения должна стать ценностной основой нашей внешней политики.

Причем сугубо по форме и набору инструментов наше влияние за рубежом не должно отличаться от американского. Другими словами, пропаганда, прямое и опосредованное влияние должно осуществляться через информационные ресурсы, организованные по ценностному (защита традиционных ценностей) принципу, через социальные и политические сети, не обязательно открыто пророссийские (как не всегда открыто проамериканскими являются правозащитные структуры).

Объектом защиты и субъектом нашего проникновения в социально-политическое третьих стран могут стать подвергающиеся гонениями традиционные религиозные и этнические меньшинства. В этом смысле образцом взаимодействия с множеством народов и культур должна стать Россия, веками собиравшая под крышей единой государственности десятки самых разных евразийских народов.

Подобные попытки уже с успехом осуществлялись российскими антиглобалистами и евразийцами. Так, Антиглобалистским движением России в сентябре 2015 года была проведена конференция «Диалог наций. Право народов на самоопределение и построение многополярного мира». Либеральные СМИожидаемо окрестили мероприятие «съездом сепаратистов». На нем присутствовали сторонники свободного Техаса, Пуэрто-Рико, Гавайев, Каталонии, Шотландии, Ирландии, Венеции, Западной Сахары и так далее.

В новой Концепции должен быть недвусмысленно обозначен наступательный характер борьбы за многополярность информационными методами.

В этом ключе открывается практически безграничный потенциал сотрудничества со странами Латинской Америки, сохранившими свою идентичность малыми европейскими народами (баски, каталонцы, ирландцы, баварцы и т.д.), европейскими евроскептиками и т.д. К дружественным социальным и политическим силам за рубежом можно отнести:

1.    Консервативные и традиционалистские партии и движения, открыто противостоящие размыванию собственной идентичности в современном мире (Лига польских семей, французское движение Манифестация для всех, палеоконсерваторы в США и т.д.);

2.    Крупные и малые традиционные религиозные общины, по тем же причинам отстаивающие свое право на коллективную идентичность;

3.    Суверенистские партии, отстаивающие суверенитет своих государств в условиях однополярной глобализации (ирландская Шинн Фейн, австрийская Свобода, французское движение Равенство и примирение и т.д.);

4.    Левые партии и движения, традиционно связанные в прошлом с Советским Союзом и противостоящие капиталистической экспансии США и транснациональных корпораций (арабская БААС, турецкие кемалисты, немецкая СДПГ, итальянские коммунисты и т.д.);

5.    Левые и правые евроскептики, противостоящие диктатуре Брюсселя (немецкие PEGIDA, AFD и dieLinke, французский Национальный фронт, британская UKIPи т.д.);

6.    Разного рода сепаратистские партии и движения на территории потенциального противника (Лига Севера в Италии, движения за независимость Гавайев и Техаса в США и т.д.).

Необходимо, в конце концов, обозначить границы жизненно важного для России цивилизационного пространства, по сути совпадающего в общих чертах с границами бывшего Советского Союза. Прямое военное или при помощи гибридных технологий проникновение на эти территории должно повлечь симметричный ответ. Об этом должно быть недвусмысленно сказано в новой Концепции.

Должна быть сформулирована стратегия не столько военного, сколько информационного сдерживания в сфере социально-политических технологий. Другими словами, вторжение в российское или дружественных государств информационное пространство с потенциалом перерастания в гражданский конфликт не должно оставаться без симметричного ответа. Для этого России необходимы схожие негосударственные и информационные институты, эффективно и за небольшие средства способные поддержать ту или иную силу гражданского противостояния за рубежом (негров и латиноамериканцев в США, сторонников традиционных семей во Франции или суверенитета ФРГ – в Германии).

У потенциального противника должно быть четкое представление, что в случае попытки госпереворота и «цветной революции» в России у нас есть полный инструментарий средств не только для защиты, но и адекватного нападения те ми же средствами.

***

В новой Концепции Внешней политики должен быть ясно и однозначно сформулирован образ врага. Политика как таковая, в том числе внешняя, невозможна без политического противника. Соединенные Штаты Америки и Великобритания – ядро противоположного, атлантического полюса, по геополитическим причинам с нами непримиримо враждующего. В международных отношениях это антитеза Евразии. Мировая экспансия англосаксонского мира, поддерживаемая международным финансовым капиталом – то, что лежит в основе противостояния атлантистского и евразийского полюсов. Но в то же время Концепция внешней политики России должна подчеркивать: наша цель не уничтожение США и Великобритании, а введение их в определенные рамки. В частности, речь могла бы идти о возвращении к «Доктрине Монро» (1823г.) – разделению мира на континентальную и американскую системы государственного устройства, провозглашению невмешательства США во внутренние дела Континента и, соответственно, невмешательства континентальных держав во внутренние дела стран Западного полушария.

***

Россия нуждается в уникальной дипломатии. Ни одна страна в мире не имеет такого количества соседей, как Россия. Соседство с двумя десятками стран предполагает проведение политики, расширяющей пространство коллективной безопасности на евразийском континенте. В этом смысле Россия давно должна была начать формирование восточного аналога ОБСЕ, в том числе евразийский ответ гаагскому трибуналу.

Множество конфликтов на евразийском континенте (приднестровский, карабахский, абхазский, украинский и др.) могли бы быть решены с помощью, например, такого института, как Парламентская ассамблея Евразии.

Россия сегодня участвует в разного рода переговорных форматах типа «шестерки международных посредников по Ирану» или «ближневосточной восьмерки» — и это важно. Но часто российские дипломаты садятся за стол переговоров в качестве партнеров по игре, смысл и правила которой придуманы не в России. Пришло время сформировать собственную геополитическую повестку.

Россия нуждается во внешнеполитической доктрине, опирающейся на силу интеллекта и духа, а не на заимствованные технологии десятилетней давности, которые едва ли пригодны для нашей страны уже потому, что Россия не Европа и не США.

Самое главное — изменение Концепции внешней политики есть изменение всего политического мировоззрения, а вслед за ним – правовых и политических институтов. Оно не может не идти параллельно изменению Конституции, возвращению традиционного отношения к власти, культуре, земле.

---

[1] [Электронный ресурс] URL: www.lenta.ru/news/2016/04/09/national/  (дата обращения 20.08.2016)



[2] См. «От диктатуры к демократии», «Политика ненасильственного действия», «Ганди как политический стратег», «Сделать Европу непокоренной», «198 методов ненасильственного действия»



[3] См. «Сильнее силы»



[4] См. «Госпереворот: практическое пособие», «Стратегия: логика войны и мира»



[5] Аналитический центр Катехон – www.katehon.com [Электронный ресурс] URL: http://katehon.com/ru/article/vliyanie-amerikanskoy-ideologii-na-rossiyskoe-soobshchestvo-mezhdunarodnikov(дата обращения 20.08.2016)



[6] Концепция внешней политики Российской Федерации – www.archive.mid.ru 2013 [Электронный ресурс] URL: http://archive.mid.ru/brp_4.nsf/0/6D84DDEDEDBF7DA644257B160051BF7F (дата обращения 20.08.2016)



[7] Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года. — www. scrf. gov.ru. 2009. [Электронный ресурс]URL: http://www.scrf.gov.ru/documents/99.html (дата обращения 20.08.2016).



[8] Там же



[9] Там же

Что есть кризис коммуникаций в инвестиционной среде?



Почему отсутствует стратегия развития бизнеса и НКО в рамках евразийской концепции?

 

Где выходы на Китай и Индию?



Почему отсутствуют гаранты безопасности для бизнеса на евразийском пространстве?



Насколько опасен кризис доверия бизнеса к евразийской концепции?



Эти вопросы волнуют как сторонников евразийской концепции, так и их противников. Что же  делать в подобной ситуации и как найти ответы на столь непростые вопросы? Выход есть — собраться на конференцию «Евразийская интеграция бизнеса и НКО», которая создана для бизнеса и некоммерческих организаций. На данном мероприятии Вы сможете найти ответы на вопросы:

Как эффективно выстроить коммуникации в инвестиционной среде?

Кто способен разработать внятную стратегию развития бизнеса и НКО в рамках евразийской концепции?

Как приобрести партнеров в Китае и Индии?

Кто выступит гарантом безопасности для бизнеса на евразийском пространстве?

Как вернуть доверие бизнеса к евразийской концепции?

 

             В рамках конференции будут организованы три основные панельные дискуссии:

 

1) Эффективные инвестиции в проекты и в бизнес в рамках евразийской            интеграции

 

2) Безопасность на евразийском пространстве

 

3) Построение стратегических коммуникаций и PR евразийской концепции

 

Дискуссии обещают быть острыми. Тем для обсуждения достаточно, так ещё и приправленных яркими презентациями с не менее яркими Спикерами!

Не упустите свой шанс принять участие в самом жарком мероприятии этой зимы!

 

Организаторы мероприятия:

АНО «Центр Исследований, Сохранения, Поддержки и Развития Евразийства»

Коммуникационное агентство PR-assistance

 

 

16 ноября в Горках (Московская область, Россия) на заседании Евразийского межправительственного совета, в котором приняли участие главы правительств стран Евразийского экономического союза (ЕАЭС): Республики Армения, Республики Беларусь, Республики Казахстан, Кыргызской Республики и Российской Федерации, одобрен проект единого Таможенного кодекса ЕАЭС.

Председательствующий на заседании Евразийского межправительственного совета Премьер-министр Казахстана Бакытжан Сагинтаев поблагодарил представителей стран, принимавших участие в работе над Таможенным кодексом ЕАЭС. Он подчеркнул, что экспертами и Евразийской экономической комиссией была проделана большая работа. «Сегодня проект Договора о Таможенном кодексе Евразийского союза согласован на уровне премьер-министров, – заявил Бакытжан Сагинтаев. – На предстоящей декабрьской встрече глав государств мы уже можем представить Таможенный кодекс на подписание. Надеемся, что в декабре соответствующее решение главами государств будет принято. И следующий год наш Евразийский союз начнет уже с новым Таможенным кодексом».

Председатель Коллегии Евразийской экономической комиссии Тигран Саркисян подчеркнул, что Таможенный кодекс ЕАЭС содержит важные нормы, касающиеся работы таможенных служб. «Созданы условия для автоматизации многих процессов, – заявил Тигран Саркисян. – Общение бизнеса и таможенных администраторов сведено к минимуму. И все это направлено на улучшение бизнес-климата, поэтому документ с нетерпением ждали представители нашего бизнеса».

Таможенный кодекс ЕАЭС станет одним из ключевых документов нормативно-правовой базы Союза, который повысит уровень унификации и согласованности между странами евразийской «пятерки» в сфере таможенного регулирования. В основе проекта ТК ЕАЭС – переход на электронные технологии, улучшение условий ведения внешнеэкономической деятельности, в частности стимулирование экспорта.

 

#ЕЭК #ЕАЭС #ЕМПС #ВЭД #таможня

 

Кремль приветствует  пророссийские заявления победителей выборов в Молдавии и Болгарии. В Молдавии и Болгарии прошли выборы президентов, где победу одержали пророссийски настроенные кандидаты. Так в Молдавии победил сторонник сближения с Россией Игорь Додон, опередив проевропейского оппонента -  экс-министра образования Майю Санду. В Болгарии со значительным перевесом одержал победу Румен Радаев, обещавший улучшить отношения с Россией. Кандидат от правящей партии набрал только 36% голосов, после чего премьер-министр Болгарии подал в отставку. Додон намерен восстановить стратегическое партнерство с Россией, вернуть молдавскую продукцию на рынок РФ и нормализовать сотрудничество в энергетике. Программа Санду направлена на укрепление отношений с Румынией, Украиной и установление стратегического партнерства с США. Также она выступает за нормальные отношения с РФ. Отношения РФ и Болгарии чрезвычайно сильно испортились, а риторика Софии была подчас в тренде с Прибалтийскими странами. Кроме этого, Болгария сделала несколько резких антироссийских шагов, за что сама болезненно и поплатилась. Руководство страны отказалось от реализации проекта газопровода «Южный поток» и вынуждена выплачивать теперь многомиллионную неустойку России за прекращение проекта строительства АЭС «Белене». За последнее время в Европе произошел ряд национальных социально-политических революций, старт которым дал прошедший «Брекзит», где английский народ проголосовал за выход страны из Евросоюза. Еще одним знаковым событием стала победа на выборах президента США - не лидера национальной элиты, а человека, который выступал на пересмотр многих аспектов в международной политике, а том числе пересмотр отношений с Россией. Победа социалистов на прошедших выборах в Молдавии и Болгарии также говорит о том, что в этих странах произошли политические революции, где к руководству пришли политики, которые не зависят от идей национальной элиты, пропагандирующие русофобские настроения в обществе.  То, что в Болгарии и Молдавии к власти пришли не ставленники Запада, безусловно, позитивный сигнал, потому что градус русофобской риторики продолжил бы расти и дальше. Однако, как отметил изданию «Колокол России» историк и политолог Андрей Фурсов, когда кандидаты на выборах идут с пророссийскими лозунгами, это не значит, что они, придя к власти, будут проводить пророссийскую политику. И тому яркий пример бывший президент Украины Виктор Янукович. Кроме этого, отношения между Болгарией, Молдавией и Россией будут в первую очередь зависеть от грамотно выстроенной политики Москвы, которая многие годы по отношению к Украине была признана бездарной.  «Сегодня нужно признать, что Россия недостаточно делает для того чтобы поощрять пророссийские силы в ближнем и дальнем зарубежье», - полагает Андрей Фурсов. Несмотря на предвыборную риторику генерала Румена Радева и Игоря Додона, которые выступали за сближение и сотрудничество с Россией по многим стратегическим параметрам, не стоит сильно обольщаться их заявлениям, считает председатель коллегии АНО «Центр Исследований, сохранения, поддержки и развития евразийства» Юрий Самонкин. Как отметил собеседник издания «Колокол России», несмотря на то, что молдавский и болгарский народы устали от политики, которую уже много лет ведут политические элиты страны и поверили предвыборным обещаниям политиков: на самом деле все может оказаться иначе. «Проект Восточное партнерство показал свою полную неэффективность, впрочем, как и американский проект румынизации Молдавии, который ставил своею целью оторвать страну от ее исторических корней. Несмотря на прошедшие выборы и победу пророссийского кандидата, страна продолжит находиться в политическом вакууме между Европейским союзом и Евразийским», - уверен собеседник издания. «Что касается взаимоотношения Молдавской Приднестровской республики и РФ, - по мнению Юрия Самонкина, - они не поменяется, а непризнанная республика продолжит ориентироваться на Москву, постепенно приводя свое законодательное поле в соответствии с российским законодательством. Однако сегодня самая большая проблема в том, что МПР и РФ не имеют общей границы, а Украина старается блокировать границу непризнанной республики, и мешает ей интегрироваться с Россий. В первую очередь: для российских властей было бы хорошо признать независимость МПР, и начать выстраивать отношения с таможенным и Евразийским союзом, после чего можно пойти по пути Крыма, и провести референдум о вхождении в состав РФ». Между тем, как заявили в Кремле, Россия уважает выбор народов Молдавии и Болгарии; при этом России импонируют заявления победивших кандидатов, свидетельствующие о готовности работать над нормализацией отношений с другими странами, в том числе с нашей. Песков назвал минимальными перспективы реализации проектов АЭС «Белене» и газопровода «Южный поток» в Болгарии.+ Анатолий Молчанов Фото: РИА Новости

http://kolokolrussia.ru/politika/prorossiyskie-prezident-v-moldavii-i-bolgarii-zaslanne-kazachki#hcq=w1JDy2q

 

After the collapse of the USSR, Russia and its legal successor, has been confronted with the need to rethink its role in the world, the definition of new priorities and values ​​of its foreign policy. At the beginning of the 2000s. She refused to accept the proposed US their allies unipolar system of international relations, put forward his concept of multipolarity, which became one of the pillars of program documents how foreign policy concept of the Russian Federatsii.1Schitaya himself one of the States with grounds to claim the role of a pole in the international relations, Russia has made significant efforts to ensure that, on the one hand, to show the independence of the policy carried out by it, and on the other - to become culturally and economically attractive state and a reliable political partner. Since the basis of a polycentric vision of a world founded geographical principle (the principle of regional influence), the priority vector of Russian foreign policy, it was post-Soviet states prostranstvo2-, historically, economically and culturally closely, if not inextricably linked with Russia. With the increasing severity and tension in the international situation, while maintaining the threat of isolation, the Russian Federation, more and more interested in how to find, or invent some "buckles" for intensification of integration processes in the region and to reduce inconsistencies between its member states. Find the economic grounds for rapprochement has been the most simple solution, deliver, however, Russia, in most cases, to the position of the donor, who was forced to keep the Allies substantial financial costs. In addition, with such a purely mercantile system of the Russian Federation, the relationship falls into greater dependence on the fluctuations of the world economy, in particular oil prices. The instability created by the initiative of the three closest idea of ​​a "Eurasian integration", the States of Russia, Kazakhstan and Belarus, - associations, losing in the summer of 2008. information war, significant increase in demand for ideological filling formed after vacuum collapse of the USSR forced Moscow to put on the agenda the question of the need to search for a national idea, revise historical policy, and finally formulate some general "formula" that would have led to the creation of a single "Eurasian identity" . In 2016. Russian President Vladimir Putin has once again raised the question about the meaning of identity at a meeting of the Valdai Club, emphasizing chtovopros gaining and strengthening of national identity really is fundamental to Russia. "The issue of gaining and strengthening of national identity really is for Russia the fundamental nature of 'third, pointing out that identity can not be built within any ideology, but must carry out combining function, have a" non-ideological "nature," all of us - and so called neoslavyanam and neozapadnikam, statists, and the so-called liberals, the whole of society - will work together on the formation of common development goals. We need to get rid of the habit of hearing only ideological adherents, from the threshold, with anger, and even hatred rejecting any other point of view. "4 Two years earlier, the President identified the creation of the Eurasian Economic Union as a way to "save a myriad of civilization, spiritual threads that unite our peoples" .5vopros gaining and strengthening of national identity really is fundamental to Russia harakter.vopros gaining and strengthening of national identity really is fundamental to Russia character. In addition, for the development of specific ideas that would not only consolidated the Russians, but also rallied to the republic's post-Soviet region around Russia emerge as the leading Russian politicians and public figures, and representatives of the intellectual elite. For example, one of the leading ideologues of the modern Eurasian A.Dugin virtually identifies the implementation of the concept of a multipolar world with the successful implementation of the Eurasian project "Eurasianism - is building a multi-polar world, in which Russia should go beyond its national borders." 6 A R.Grinberg, director of the Institute of Economics at the round table of the Federation Council on November 24, 2011, devoted to integration issues, said that "" in this union, along with economic pragmatism should be uniting spiritual civilization beginning ... "7.Podobnyh above beliefs often held by representatives of the former Soviet republics, pro-Eurasian integration and support closer relations with Russia. So, who served as Chairman of the Majilis of the Parliament of Kazakhstan until 25 March 2016.K.K.Dzhakupov, considering the priority vector of economic integration recognizes that the integration processes on the post-Soviet space have tremendous historical and cultural base and the successful development of the formation of the Eurasian space will serve as one of the poles of a multipolar mira8. It is noteworthy that, despite the huge differences in complexity and content of this promise, ranging from greatly simplified, populist programs to polysyllabic, of detailed scientific concepts, we can say that there was consensus on the need for some unifying principles and tend to grant Russian master, or one of the leading (in conjunction Russia-Kazakhstan), the role in this process.However, the establishment of sustainable linkages between nations that once made up the as the Union republics of the USSR, through the creation of bases for the formation of identity and its "cultivation" is complicated by many factors (too high a level of cultural, linguistic and religious diversity, the rise of nationalism in the post-Soviet space and etc.) that make the achievement of this goal is a challenge that can not be solved by state propaganda and historical policy and the study of this problem statement is particularly relevant. In the current situation of foreign policy, Russia has to deal with new threats and challenges caused, in particular, the protracted conflict in Ukraine, the adoption of anti-Russian sanctions, the depreciation of oil and the final erosion of trust in relations with the West; On the other hand, she was confronted with the pressing need to achieve their "consolidating, unifying" potential, seeking to avoid international isolation, ensuring the most close cooperation with its closest neighbors. Soyuz is a Eurasian integration project in the Eurasian space, the purpose of which is the economic and political rapprochement between the post-Soviet countries, and the project is potentially open to many other countries of Eurasia. To date momentuevraziyskaya integratsiyarealizovana in the form of a number of unions of different levels and depths, the most important of which are the EAEC Customs Union and the Eurasian Economic Union. May 29, 2014 on the basis of the Customs Union and the Common Economic Space was created a more advanced form of integration -Evraziysky Economic Union (EAEC), which began its work on 1 January 2015. Chairman of the EAEC Belarus was in 2015, in 2016 the chairman of Kazakhstan. Thus is formed the total number of market of 183 million people, enhanced integration compared to integration at the level of the Customs Union. Allied -Kazakhstan State RossiyaiBelarus and takzheArmeniyaiKirgiziya- undertake to guarantee the free movement of goods and services, capital and labor, as well as the implementation of coordinated policies in the energy, industry, agriculture, transport. If the identity of the phenomenon, as we learned above, so many meanings and is full of paradoxes, the refinement of "Eurasian" identity only adds fuel to the fire. What is Eurasia?Eurasianism? What are the chances of this concept in the modern cultural and geopolitical situation? Do not involve us again phantoms? What is the ideological basis of Eurasianism and whether rethinking teaching in the spirit of contemporary postmodern strategies, cross-cultural communication and globalization? Does it make sense now to talk about the Eurasian integration Eurasian Eurasian culture and identity? It seems clear that the idea of ​​Eurasianism, which again raised the shield on the President of Kazakhstan, Nursultan Nazarbayev, is designed to integrate the broken unity of post-Soviet states, find that their union was not a whim of history, but a natural, caused by centuries of economic, cultural, social, anthropological interaction. Nostalgia for a bygone unity is also not something ephemeral, which can be quickly heal. It is caused by the fact that the Eurasian nations strongly linked by common historical destiny. The idea of ​​Eurasianism includes, of course, a powerful potential for integration, the call coming from the depths of history and echoing of future times. But with all this idea causes increased resistance, moreover, a sharp polemic, sarcastic criticism from many Russian and Kazakh intellectuals. First unhappy, more precisely, are outraged by the Eurasian conception - detach Russia from the enlightened Europe and to reconcile with the dark, stagnant Asia. Come, they reason; Russia since the days of Rurik Eurasian country, and there is no need to drag it into aziatschinu where "the smell of smoke and dung nomadic". Russia linked to Europe spiritually, are two halves of a unified Christendom. The Kazakh side also heard angry voices not better to say goodbye to the outmoded idea and focus on the Central Asian integration? In the heat of debate used strong language, we are prudently omitted. Something however, very serious lies behind the Eurasian concept, if so warmly and excitedly discussed it on both sides. Eurasianism, and is a well known fact, emerged as a doctrine, ideology, social movement as a response to two global factors in world history: the Bolshevik revolution and the crisis of the culture of the Western type. In the study of the Eurasian concept in most cases, taking into account the first and lose sight of the second. As a result, the philosophical meaning of Eurasianism and the possibility of treatment of the Eurasian idea in the modern social and cultural context are lost. I think the conceptual renewal of the Eurasian concept and themes Eurasian identity from the standpoint of today's demands and agendas suggests tselostky analysis exercises, which would find direct postmodern implications and motives nomadologicheskie Eurasianism, introducing it into a modern socio-cultural discourse. The thesis may seem far-fetched, inspired by the fashionable postmodern passages. But let's not jump to conclusions. Appeal to the Eurasian texts confirm the above, and finds an apparent paradox: Nick Troubetzkoy, a recognized theoretician and Eurasian leader, begins with a critique of Eurocentrism His thoughts sound refrain ideas Danilevsky and Spengler, but they appeared quite independently of them, except for the dependency of the total time of need , put on the agenda of rethinking the western model of culture, the traditional type of rationality Europe. This is common to all Western and Russian thinkers theme announced already Kergegorom and Nietzsche; criticism of logocentrism, rational-centrism and ethnocentrism, the search for new types of rationality in the Western ways of rapprochement with the East. Troubetzkoy expresses the spirit of the time, denouncing Eurocentrism. It is important that he does not reject European culture as such and does not try to replace the old hierarchical structure aziatsentrizmom. He thought only of postmodern attitude: rejection of any and all claims to the center, ie, detsentrizatsiya any and all structures, codes, metaphysical models of consciousness, ethnic identity stey. What later sound with full force in the post-modern studios and will provide a powerful resonance in the contemporary cultural environment. The paradox predoboznachen. Exposing European ethnocentrism, pulling Russia to Asia, insisting on the essence of the Eurasian Russian, Troubetzkoy expressed ideas postevropeyskie (detsentrizatsiya - one of them), ie It is included in the field of attraction of European culture. His ideas about transformations in linguistics had a decisive impact on the European post-structuralism, in particular, on the semiology of Roland Barthes, thereby rejecting Eurocentrism, Troubetzkoy works for the benefit of European culture. And it proves once again that there is no isolationist, closed ethnic or civic identity is unthinkable in the era of globalization. Originating as a reaction to Bolshevism and hoped bolshevistkoy oppose the idea of ​​another, even more fundamental and large-scale idea of ​​Eurasianism thought out other ground integration and national identity. Peoples zhivivshee centuries in Eurasia, have a single identifiable structure: it is a joint Eurasian values, common historical destiny, .kulturnye, economic and anthropological connections. Is this procedural historically izmenchvaya Eurasian ethnic identity, or rather - between civilizations, or, finally, based on the socio-political, government settings?Apparently, we can talk about the different modes of Eurasian identity. First of all, as shown by the Eurasians, the basis of this identity is interethnic interaction. In this sense, the Eurasian identity can be interpreted as superethnic And this - the main line of reasoning and the first Eurasians, and Lev Gumilyov. But in addition, Eurasian identity can be considered as inter-civilizational, cultural environment if the Turkic and Slavic, respectively - will be interpreted as an independent civilization. This approach was implemented Gumilyov and developed in domestic science particularly interested past decade. Finally, it is necessary to take into account the socio-economic and political parameters of the Eurasian identity, because in the long history of the Eurasian Association of Eurasian peoples were carried out several times in public education. Experience of Genghis Khan, when the Slavs lived two hundred years as a part of a great empire -only one of these successful examples of associations of Eurasia.Eurasian theorists, especially Gumilyov, focuses on Eurasia as superethnos, ieEthnic basics Eurasian identity. In the present situation, this approach seems to be most relevant. In the post-Soviet Eurasian identity is primarily inter-ethnic origin. Moreover, in several senses. If you take an independent Kazakhstan, the Eurasian identity is significant for domestic policy and foreign policy of the Republic. For the inside, because the dominant ethnic groups in Kazakhstan are Kazakh and Russian (Turks and Slavs). Their inter-ethnic cooperation is the foundation of the Eurasian identity. At the same time, in Kazakhstan, home to many ethnic groups, non-historically in the Eurasian region - the Germans, Poles, Turks, Armenians and others. Therefore common Kazakh identity does not coincide fully with the Eurasian identity. At this point, we need serious analytical work to consider the ratio of the Kazakh and Eurasian identity that necessarily introduces the topic of ethnic identity as the leading motive of identity-citizenship.Eurasian identity in Kazakhstan - not a mode of desired or proper, but commonplace, though, and often explosive reality. In fact, if the Kazakh since childhood speaks Russian, so Russian, so Russian culture and become family for him, is not it represents a Eurasian identity? Or, on the contrary, Russian, imbibed with mother's milk Kazakh language and culture so that they become family to him, Is not he a distinct Eurasian identity (such Russian however, much smaller than the Russian-speaking Kazakhs). After all, the language - the first interpreter of the world and the environment hermeneutic communication. The structure of language determines the type of mentality, "sculpts" the archetypes of the collective unconscious and even determines the characteristics of social institutions. This approach was implemented Gumilyov and developed in domestic science particularly interested past decade. Finally, it is necessary to take into account the socio-economic and political parameters of the Eurasian identity, because in the long history of the Eurasian Association of Eurasian peoples were carried out several times in public education. Experience of Genghis Khan, when the Slavs lived two hundred years as a part of a great empire -only one of these successful examples of associations of Eurasia. Eurasian theorists, especially Gumilyov, focuses on Eurasia as superethnos, ie Ethnic basics Eurasian identity. In the present situation, this approach seems to be most relevant. In the post-Soviet Eurasian identity is primarily inter-ethnic origin. Moreover, in several senses. If you take an independent Kazakhstan, the Eurasian identity is significant for domestic policy and foreign policy of the Republic. For the inside, because the dominant ethnic groups in Kazakhstan are Kazakh and Russian (Turks and Slavs). Their inter-ethnic cooperation is the foundation of the Eurasian identity. At the same time, in Kazakhstan, home to many ethnic groups, non-historically in the Eurasian region - the Germans, Poles, Turks, Armenians and others.Therefore common Kazakh identity does not coincide fully with the Eurasian identity. At this point, we need serious analytical work to consider the ratio of the Kazakh and Eurasian identity that necessarily introduces the topic of ethnic identity as the leading motive of identity-citizenship. Eurasian identity in Kazakhstan - not a mode of desired or proper, but commonplace, though, and often explosive reality. In fact, if the Kazakh since childhood speaks Russian, so Russian, so Russian culture and become family for him, is not it represents a Eurasian identity? Or, on the contrary, Russian, imbibed with mother's milk Kazakh language and culture so that they become family to him, Is not he a distinct Eurasian identity (such Russian however, much smaller than the Russian-speaking Kazakhs). After all, the language - the first interpreter of the world and the environment hermeneutic communication. The structure of language determines the type of mentality, "sculpts" the archetypes of the collective unconscious and even determines the characteristics of social institutions.This approach was implemented Gumilyov and developed in domestic science particularly interested past decade. Finally, it is necessary to take into account the socio-economic and political parameters of the Eurasian identity, because in the long history of the Eurasian Association of Eurasian peoples were carried out several times in public education. Experience of Genghis Khan, when the Slavs lived two hundred years as a part of a great empire -only one of these successful examples of associations of Eurasia. Eurasian theorists, especially Gumilyov, focuses on Eurasia as superethnos, ie Ethnic basics Eurasian identity. In the present situation, this approach seems to be most relevant. In the post-Soviet Eurasian identity is primarily inter-ethnic origin. Moreover, in several senses. If you take an independent Kazakhstan, the Eurasian identity is significant for domestic policy and foreign policy of the Republic. For the inside, because the dominant ethnic groups in Kazakhstan are Kazakh and Russian (Turks and Slavs). Their inter-ethnic cooperation is the foundation of the Eurasian identity. At the same time, in Kazakhstan, home to many ethnic groups, non-historically in the Eurasian region - the Germans, Poles, Turks, Armenians and others.Therefore common Kazakh identity does not coincide fully with the Eurasian identity. At this point, we need serious analytical work to consider the ratio of the Kazakh and Eurasian identity that necessarily introduces the topic of ethnic identity as the leading motive of identity-citizenship. Eurasian identity in Kazakhstan - not a mode of desired or proper, but commonplace, though, and often explosive reality. In fact, if the Kazakh since childhood speaks Russian, so Russian, so Russian culture and become family for him, is not it represents a Eurasian identity? Or, on the contrary, Russian, imbibed with mother's milk Kazakh language and culture so that they become family to him, Is not he a distinct Eurasian identity (such Russian however, much smaller than the Russian-speaking Kazakhs). After all, the language - the first interpreter of the world and the environment hermeneutic communication. The structure of language determines the type of mentality, "sculpts" the archetypes of the collective unconscious and even determines the characteristics of social institutions.

 

 

References: 1. GV Vernadsky Eurasianism: the declaration, the wording of the theses. Prague. 1932 2. LN Gumilyov "Historical and philosophical writings of Prince NS Trubetskoy ". Leningrad. 1990 3. LN Gumilyov "Eurasian Chronicle."Lenigrada. 1989 4. LN Gumilyov "Ethnogenesis and biosphere of the earth."Leningrad. 1990 5. JJ Kofner "Russian philosophy: Essay classical Eurasianism".2010 /http://www.mesoeurasia.org/archives/2915 6. Perov M. "Eurasianism Nazarbayev." 2011 /http://www.mesoeurasia.org/archives/3631 7. PN Savitsky"Eurasianism as a historical purpose." 8. Praga.1927 of PN Savitsky"Geographical and geopolitical foundations of Eurasianism." Prague. 1933 9. NS Troubetzkoy "Exodus to the East". Prague. 1921 Read 121 times

 

 

Ирина БолговаК.и.н., н.с. Центра постсоветских исследований МГИМО (У) МИД России, эксперт РСМД

 

Евразийский экономический союз, обрамляющий на сегодняшний день процессы евразийской интеграции, перешёл от периода бравых рапортов об успехах и достижениях к этапу сожалений. Сожаления звучали в выступлениях президентов всех стран-участниц ЕАЭС на заседании Высшего евразийского экономического совета в Астане 31 мая 2016 г. Пока они носят скорее характер пожеланий на будущее, однако главным вопросом остаётся, насколько возможно будет учесть и реализовать все разнонаправленные интересы членов ЕАЭС.

Пена дней

Экономические мотивы евразийской интеграции заявлены в качестве основных, особенно в контексте частых упреков в политической подоплёке и реставрационном характере ЕАЭС. Минимизация политической составляющей важна не только для общения с внешним миром, но и для нахождения равновесия в отношениях между странами-членами союза: не зря термин 

Однако последние годы показывают проседание показателей экономической эффективности объединения. Объективные пределы роста взаимной торговли были достигнуты уже к моменту создания союза. Финансово-экономический кризис в России, негативно повлиявший и на экономики соседних государств, привёл к значительному снижению взаимного товарооборота в рамках ЕАЭС (около 25% за 2015 г., около 30% за первые месяцы 2016 г.), что было отмечено во всех выступлениях в ходе саммита.

Несмотря на работу Евразийской экономической комиссии, между странами сохраняются барьеры, препятствующие взаимной торговле, о чём особенно активно сожалел президент Белоруссии А.Лукашенко. Интеграция в рамках ЕАЭС не решает проблему торговых войн между странами-участницами, и на сегодняшний день проблема торговых запретов остро стоит в отношениях между Киргизией и Казахстаном. Новеллой в повестке дня евразийской интеграции стали в 2016 г. вопросы безопасности. Именно о проблемах безопасностиговорил в ходе заседания ВЕЭС президент Армении Серж Саргсян, который связал перспективы экономического процветания объединения со стабильностью на общесоюзном пространстве. С вступлением в ЕАЭС Армении объединение получило тлеющий международный конфликт на своей территории. Неоднозначное отношение стран-участниц к сюжету Нагорного Карабаха вносит дополнительный повод для разногласий между ними.

Наиболее остро и заметно разность подходов проявилась в ходе апрельского обострения в зоне карабахского конфликта. Не достаточно корректный текст официального заявления Минска по поводу «четырехдневной войны» стал причиной вызова белорусского посла в МИД Еревана для консультаций. Особая позиция президента Казахстана привела к срыву межправительственного совета ЕАЭС в Ереване. Астана без объяснения причин отказалась от участия в заранее запланированном мероприятии и настояла на его переносе в Москву, чтобы не возникли подозрения о поддержке союзом одной из сторон конфликта.

Беглый взгляд на общую неудовлетворенность и перечень взаимных претензий позволяет оценить степень расхождений между странами-участницами в понимании смысла интеграции и общего будущего. Тем настойчивее Россия пытается увлечь партнёров по объединению своим видением его перспектив. 

Большие надежды

Сверхзадачей интеграционных инициатив России в Евразии стало создание эффективного и привлекательного объединения, способного вовлечь в орбиту своего влияния как можно большее число внешних участников и сформировать устойчивые связи между ведущими интеграционными блоками Европы и Азии. Именно эти темы, несмотря на текущее ослабление экономических показателей, занимают сейчас первые строки повестки дня ЕАЭС.

На подготовительных мероприятиях и на самом саммите в Астане широко обсуждались сюжеты, связанные с расширением внешнеэкономических связей объединения. По информации официальных источников в Евразийской экономической комиссии, интерес к развитию сотрудничества с ЕАЭС проявляют более 40 государств. Год назад страны ЕАЭС подписали первое соглашение о свободной торговле — с  Вьетнамом, которое предполагает обнуление пошлин почти на 90% товаров в течение десяти лет, что позволит увеличить товарооборот более чем в два раза. В контексте расширения круга партнеров ключевое место занимает Китай. На сегодняшний день приняты Директивы для начала переговоров с Китаем по формированию непреференциального торгово-экономического соглашения. Но это лишь верхний пласт вопросов внешнеэкономического сотрудничества ЕАЭС. Основной блок сюжетов взаимодействия с третьими сторонами составляет проблема скоординированности действий государств-членов объединения.

Лидеры государств решили отложить решение вопроса отношений с Европейским союзом и Украиной в контексте антироссийских санкций и контрсанкций. С 1 января 2016 г. Россия в одностороннем порядке отменила режим ЗСТ с Украиной и ввела таможенные тарифы ЕАЭС, что связано со вступлением Украины в зону свободной торговли с Евросоюзом, а также ввела продовольственное эмбарго в связи с присоединением Киева к антироссийским санкциям стран Запада. Все государства-члены ЕАЭС — члены многосторонней ЗСТ СНГ, что определяет режим их сотрудничества с Украиной. Но сохранение торговых преференций чревато обострением торгово-экономических противоречий внутри самого союза, прежде всего в связи с углублением ситуации «внутреннего оффшора», которым достаточно успешно пользуется Белоруссия после введения режима взаимных санкций между Россией и ЕС. По словам А.Лукашенко в декабре 2015 года, Казахстан и Белоруссия рассматривают возможность «поддержать нашу союзническую Россию в непростой ситуации», однако никаких конкретных заявлений ни тогда, ни позже сделано не было. Покидавший пост председателя Евразийской экономической комиссии В. Христенко в декабре 2015 г. заявлял, что «страны ЕАЭС в течение первого полугодия 2016 г. выработают механизмы реагирования на ЗСТ Украина — ЕС, к лету 2016 г. будет создана и единая информационная система, учитывающая данные обо всех товарах, которые поступают из ЕС».

Однако уже в феврале 2016 г. по итогам заседания Белорусско-украинского консультативного совета делового сотрудничества, которое состоялось в Киеве, было официально заявлено о возможности использования преимуществ зоны свободной торговли Украины и ЕС в белорусско-украинских отношениях. С целью сохранить лицо ЕАЭС в этой непростой ситуации Москва в лице министра по интеграции и макроэкономике Евразийской комиссии Т.Валовой была вынуждена подчеркнуть, что возможность проведения самостоятельной политики — это большой плюс объединения, и поэтому «страны ЕАЭС ведут согласованную политику в тех сферах и до тех пор, пока это экономически целесообразно». Судя по повестке прошедшего саммита, вопрос поддержки внешней экономической политики России государства-участники ЕАЭС решили больше не поднимать, сфокусировав общую внешнюю экономическую политику на сюжетах, связанных с подписанием соглашений о зонах свободной торговли с третьими странами. Но и здесь существует риск нескоординированных действий, направленных на развитие двусторонних проектов прежде всего с Китаем, в частности со стороны Казахстана.  Поэтому усилия российской дипломатии на данном направлении направлены на повышение согласованности в рамках ЕАЭС и максимально возможную консолидацию и централизацию проектов сотрудничества между интеграционным ядром постсоветского пространства и Китаем. Об этом говорит, в частности, заявленное намерение подключить Шанхайскую организацию сотрудничества к инициативе «сопряжения» ЕАЭС и китайского Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП). Наконец, различными источниками было озвучено новое направление внешнеэкономического сотрудничества ЕАЭС: сначала президент Казахстана Н.Назарбаев, затем спикер ГД РФ С.Нарышкин заявили о возможном проведении осенью форума Европейский союз — Евразийский экономический союз, на котором будет начат процесс сближения двух объединений. Визит президента Европейской Комиссии Ж.-К. Юнкера на Петербургский экономический форум рассматривается в качестве подготовительного шага на пути практической реализации данной идеи. Такая инициатива возвращает на верхние строки повестки дня идею «общего экономического пространства от Лиссабона до Владивостока», но уже в новых геополитических реалиях и на новых условиях взаимодействия.

***

ЕАЭС продолжает рутинную работу по отлаживанию механизмов экономической интеграции: об этом свидетельствует и одобренная Концепция формирования общего рынка нефти и нефтепродуктов, и форсирование процесса принятия Таможенного кодекса. Вместе с тем на передний план вынесены вопросы стратегического развития внешнеэкономических связей объединения, отчасти чтобы отвлечь внимание от отсутствия значимых прорывов в углублении интеграции, но, возможно, в большей степени, чтобы придать новый импульс процессу поиска интересов, общих для всех государств-членов. Соотношение этих двух направлений будет определять вектор развития ЕАЭС в краткосрочной перспективе, их успешное сочетание — долгосрочный потенциал.

 

Сергей Лавров, Министр Иностранных Дел Российской Федерации

 

 

Международные отношения проходят через очень непростой период, и Россия, как уже не раз бывало в истории, оказалась на перекрестке ключевых тенденций, во многом определяющих вектор будущего мирового развития.

В этой связи высказываются разные точки зрения, включая сомнения относительно того, достаточно ли трезво мы оцениваем международную ситуацию и собственные позиции в мире. Вновь слышны отголоски извечных для России споров между «западниками» и сторонниками собственного, уникального пути. Есть и те – и внутри страны, и за границей, – кто склонен полагать, что Россия чуть ли не обречена вечно быть отстающей или «догоняющей» страной, вынуждена постоянно подстраиваться под придуманные другими правила игры и поэтому не может в полный голос заявлять о своей роли в мировых делах. Хотелось бы в данном контексте высказать некоторые соображения в увязке с историческими примерами и параллелями.

Непрерывность истории

Давно замечено, что продуманная политика не может существовать в отрыве от исторической перспективы. Обращение к истории тем более оправданно, что в последний период отмечался целый ряд юбилейных дат. В прошлом году мы праздновали семидесятилетие Великой победы, в позапрошлом – вспоминали о начале сто лет назад Первой мировой войны. В 2012 г. отмечалось двухсотлетие Бородинской битвы, а также четырехсотлетие освобождения Москвы от польских захватчиков. Если вдуматься, эти вехи недвусмысленно свидетельствуют об особой роли России в европейской и мировой истории.

Исторические факты не подтверждают расхожий тезис о том, что Россия, дескать, всегда находилась на европейских задворках, была аутсайдером европейской политики. Напомню в этой связи о том, что крещение Руси в 988 г. – кстати, 1025 лет этого события также отмечалось недавно, – способствовало рывку в развитии государственных институтов, социальных отношений и культуры, превращению Киевской Руси в полноправного члена тогдашнего европейского сообщества. В то время династические браки являлись лучшим индикатором роли страны в системе международных отношений, и сам за себя говорит тот факт, что в XI столетии сразу три дочери великого князя Ярослава Мудрого стали королевами соответственно Норвегии и Дании, Венгрии, Франции, его сестра – женой польского короля, а внучка вышла замуж за германского императора.

Многочисленные научные исследования свидетельствуют о высоком – нередко более высоком, чем в западноевропейских государствах – культурном и духовном уровне развития тогдашней Руси. Ее вписанность в общеевропейский контекст признается многими видными западными мыслителями. Но при этом русский народ, имея собственную культурную матрицу, свою духовность, никогда не сливался с Западом. В этой связи уместно вспомнить трагическую и во многом переломную для нашего народа эпоху монгольского нашествия. Александр Пушкин писал: «Варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока. Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией». Хорошо известно и альтернативное мнение Льва Николаевича Гумилева о том, что монгольское нашествие способствовало формированию обновленного русского этноса, что Великая степь дала нам дополнительный импульс в развитии.

Как бы то ни было, очевидно, что тот период крайне важен для утверждения самостоятельной роли русского государства на евразийском пространстве. Вспомним в этой связи политику великого князя Александра Невского, который принял временное подчинение в целом веротерпимым правителям Золотой Орды, чтобы отстоять право русского человека иметь свою веру, самому распоряжаться своей судьбой вопреки попыткам европейского Запада полностью подчинить русские земли, лишить их собственной идентичности. Такая мудрая, дальновидная политика, убежден, осталась в наших генах.

Русь согнулась, но не сломалась под тяжестью монгольского ига и смогла выйти из этого тяжелого испытания в качестве единого государства, которое впоследствии и на Западе, и на Востоке стали рассматривать как своего рода наследника павшей в 1453 г. Византийской империи. Внушительная по размерам страна, раскинувшаяся практически по всему восточному периметру Европы, начала органично прирастать огромными территориями Урала и Сибири. И уже тогда она играла роль мощного балансирующего фактора в общеевропейских политических комбинациях, включая знаменитую Тридцатилетнюю войну, по итогам которой в Европе сложилась Вестфальская система международных отношений, принципы которой, прежде всего уважение государственного суверенитета, имеют значение и сегодня.

Здесь мы подходим к дилемме, которая давала о себе знать на протяжении нескольких столетий. С одной стороны, быстро развивающееся Московское государство естественным образом все более весомо проявляло себя в европейских делах, с другой – европейские страны испытывали опасения в отношении нарождавшегося гиганта на востоке и предпринимали шаги для того, чтобы по возможности изолировать его, не допустить до участия в наиболее важных делах континента.

Из тех же времен – кажущееся противоречие между традиционным общественным укладом и стремлением к модернизации с использованием наиболее передового опыта. На самом деле энергично развивающееся государство не может не пытаться осуществить рывок вперед с опорой на современные технологии, что не означает обязательного отказа от своего «культурного кода». Мы знаем множество примеров модернизации восточных обществ, которые не сопровождались радикальным сломом традиций. Это тем более верно для России, которая по своей глубинной сути является одной из ветвей европейской цивилизации.

Кстати, запрос на модернизацию с использованием европейских достижений отчетливо проявился в российском обществе еще при царе Алексее Михайловиче, а Петр I с его талантом и энергией придал этому императиву взрывной характер. С опорой на жесткие меры внутри страны, на решительную и успешную внешнюю политику первый русский император за два с небольшим десятилетия сумел выдвинуть Россию в разряд ведущих государств Европы. С тех пор с Россией уже не могут не считаться, ни один серьезный европейский вопрос невозможно решить без учета российского мнения.

Нельзя сказать, что такое положение дел всех устраивало. На протяжении последующих столетий вновь и вновь повторялись попытки вернуть нашу страну на допетровские рубежи. Но этим расчетам не суждено было сбыться. Уже в середине XVIII века Россия выходит на ключевую роль в общеевропейском конфликте – Семилетней войне. Русские войска тогда триумфально вошли в Берлин – столицу считавшегося непобедимым прусского короля Фридриха II, – и лишь неожиданная кончина императрицы Елизаветы Петровны и восшествие на российский престол симпатизировавшего Фридриху Петра III спасло Пруссию от неминуемого разгрома. Этот поворот событий в истории Германии до сих пор именуется «чудом Бранденбургского дома». Размеры, мощь и влияние России существенно укрепились в период правления Екатерины Великой, достигнув такого положения, когда, по выражению канцлера тех времен Александра Безбородко, «ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».

Хотел бы привести мнение известного исследователя российской истории, постоянного секретаря французской Академии Элен Каррер д’Анкос о том, что Российская империя по совокупности всех параметров – размеров, способности управлять своими территориями, долговечности существования – являлась величайшей империей всех времен. При этом она вслед за Николаем Бердяевым отстаивает ту точку зрения, что России историей предназначена великая миссия связующего звена между Востоком и Западом.

На протяжении по крайней мере двух с лишним последних столетий любые попытки объединить Европу без России и против нее неизменно оканчивались тяжелыми трагедиями, преодолевать последствия которых всякий раз удавалось лишь при решающем участии нашей страны. Имею в виду, в частности, наполеоновские войны, по завершении которых именно Россия выступила спасительницей системы международных отношений, основанной на балансе сил и взаимном учете национальных интересов и исключающей тотальное доминирование на европейском континенте какого-либо одного государства. Мы помним, что император Александр I принял самое непосредственное участие в выработке решений Венского конгресса 1815 г., которые обеспечивали развитие континента без серьезных вооруженных конфликтов на протяжении последующих сорока лет.

Кстати, идеи Александра I можно в определенном смысле считать прообразом концепции подчинения национальных интересов общим целям, имея в виду прежде всего поддержание мира и порядка в Европе. Как говорил российский император, «не может быть более политики английской, французской, русской, австрийской; существует только одна политика – общая, которая должна быть принята и народами, и государями для общего счастья».

Венская система была разрушена опять-таки на волне стремления вытолкнуть Россию на европейскую обочину, которым был одержим Париж в период правления императора Наполеона III. В попытке сколотить антироссийский альянс французский монарх был готов, как незадачливый гроссмейстер, жертвовать всеми остальными фигурами. Чем это обернулось? Да, Россия потерпела поражение в Крымской войне 1853–1856 гг., последствия которой ей через не очень продолжительное время удалось стряхнуть с себя благодаря последовательной и дальновидной политике канцлера Александра Михайловича Горчакова. Что же касается Наполеона III, то его правление закончилось в немецком плену, и кошмар франко-германского противостояния на долгие десятилетия навис над Западной Европой.

Приведу еще один эпизод, связанный с Крымской войной. Как известно, австрийский император тогда отказался помочь России, которая за несколько лет до этого, в 1849 г., пришла ему на выручку в период венгерского восстания. Известны слова, сказанные по этому поводу австрийским министром иностранных дел Феликсом Шварценбергом: «Мы поразим Европу своей неблагодарностью». В целом можно сказать, что разбалансировка общеевропейских механизмов запустила процессы, которые привели к развязыванию Первой мировой войны.

Отмечу, что и тогда российская дипломатия выступала с идеями, опережающими свое время. Сейчас не очень часто вспоминают о созванных по инициативе императора Николая II Гаагских мирных конференциях 1899 г. и 1907 г., которые были первыми попытками договориться о том, чтобы развернуть вспять гонку вооружений и подготовку к разрушительной войне.

Первая мировая война привела к гибели и бесчисленным страданиям миллионов людей и крушению четырех империй. В этой связи уместно вспомнить еще об одном юбилее, который предстоит в будущем году, – столетии русской революции. Сейчас остро стоит задача выработки сбалансированной, объективной оценки тех событий, тем более в условиях, когда, особенно на Западе, находится немало желающих использовать эту дату для новых информационных атак на Россию, представить революцию 1917 г. в виде какого-то варварского переворота, чуть ли не столкнувшего под откос последующую европейскую историю. Хуже того – поставить советский режим на одну доску с нацизмом, возложить на него часть ответственности за развязывание Второй мировой войны.

Без сомнения, революция 1917 г. и последовавшая Гражданская война были тяжелейшей трагедией для нашего народа. Однако трагедиями были и все другие революции. Это не мешает, скажем, нашим французским коллегам превозносить свои потрясения, которые помимо лозунгов свободы, равенства и братства принесли гильотину и реки крови.

Невозможно отрицать, что русская революция была величайшим событием в плане воздействия на мировую историю, причем воздействия неоднозначного и многопланового. Она стала своего рода экспериментом по реализации на практике социалистических идей, имевших тогда широчайшее распространение в Европе, и ее поддержка со стороны населения опиралась в том числе на стремление значительной его части к социальной организации при опоре на коллективные, общинные начала.

Для серьезных исследователей очевидно огромное влияние преобразований в Советском Союзе на процессы формирования так называемого социального государства или «общества всеобщего благоденствия» в Западной Европе в период после Второй мировой войны. Правительства европейских государств пошли на внедрение беспрецедентных мер социальной защиты именно под воздействием примера Советского Союза и в стремлении выбить почву из-под ног левых политических сил.

Можно сказать, что сорок лет после Второй мировой войны стали удивительно благоприятным периодом для развития Западной Европы, которая была избавлена от необходимости принятия собственных крупных решений и под своего рода «зонтиком» американо-советского противостояния получила уникальные возможности спокойного развития. В этих условиях в западноевропейских странах были отчасти реализованы идеи конвергенции капиталистической и социалистической моделей, которые в качестве предпочтительной формы социально-экономического прогресса выдвигались Питиримом Сорокиным и другими выдающимися мыслителями двадцатого столетия. А теперь мы в течение уже пары десятков лет наблюдаем и в Европе, и в США обратный процесс: сокращение прослойки среднего класса, усиление социального неравенства, демонтаж механизмов контроля крупного бизнеса.

Бесспорна роль, которую Советский Союз сыграл в вопросах деколонизации, в подтверждении в международных отношениях таких принципов, как независимое развитие государств, их право самостоятельно определять свое будущее.

Не буду подробно останавливаться на моментах, связанных со сползанием Европы ко Второй мировой войне. Очевидно, что здесь опять роковую роль сыграли антироссийские устремления европейских элит, их желание натравить на Советский Союз гитлеровскую военную машину. И вновь выправлять положение дел после этой страшнейшей катастрофы пришлось с ключевым участием нашей страны в определении параметров и европейского, и теперь уже мирового порядка.

В этом контексте разговоры о «столкновении двух тоталитаризмов», которые сейчас активно внедряются в европейское сознание, в том числе на уровне школьных учебников, безосновательны и безнравственны. Советский Союз, при всех пороках существовавшей тогда в нашей стране системы, не ставил перед собой цели уничтожения целых народов. Вспомним Уинстона Черчилля, который всю свою жизнь был принципиальным противником СССР и сыграл большую роль в развороте от союзничества времен Второй мировой к новому противостоянию с Советским Союзом. Он, тем не менее, вполне искренне признавал: «Концепция добронравия – жить по совести – это по-русски».

Кстати, если честно смотреть на положение небольших европейских государств, которые раньше входили в Варшавский договор, а теперь – в НАТО и ЕС, то очевидно, что речь должна идти отнюдь не о переходе от подчинения к свободе, о чем так любят рассуждать западные идеологи, а скорее о смене лидера. Об этом недавно хорошо сказал российский президент Владимир Путин, да и представители этих стран за закрытыми дверями признают, что не способны принимать сколь-либо значимые решения без отмашки из Вашингтона и Брюсселя.

Думается, в контексте столетия русской революции нам очень важно глубоко осознать непрерывность российской истории, из которой невозможно вымарать какие-то отдельные периоды, и важность синтеза всего массива наработанных нашим народом позитивных традиций и исторического опыта в качестве основы для энергичного продвижения вперед и утверждения по праву принадлежащей нашей стране роли одного из ведущих центров современного мира, поставщика ценностей развития, безопасности и стабильности.

Послевоенный миропорядок, опиравшийся на противостояние двух систем, был, разумеется, далек от идеального, но он, тем не менее, позволил сохранить основы международного мира и избежать самого страшного – искушения прибегнуть к массированному применению оказавшегося в руках политиков оружия массового уничтожения, прежде всего ядерного. Укоренившийся на Западе в связи с распадом Советского Союза миф о победе в холодной войне оснований под собой не имеет. Это была воля народа нашей страны к переменам, помноженная на неблагоприятное стечение обстоятельств.

Множественность моделей вместо унылого однообразия

Эти события привели, без преувеличения, к тектоническим сдвигам в международном ландшафте, к серьезнейшему изменению всей картины мировой политики. При этом выход из холодной войны и связанного с ним непримиримого идеологического противостояния открывал уникальные возможности для переустройства европейской архитектуры на принципах неделимой и равной безопасности и широкого сотрудничества без разделительных линий.

Появлялся реальный шанс на решительное преодоление раскола Европы и реализацию мечты об общем европейском доме, в поддержку чего выступали многие мыслители и политики на континенте, включая президента Франции Шарля де Голля. Наша страна была полностью открыта для такого варианта и выступала с многочисленными предложениями и инициативами на этот счет. Совершенно логичным было бы создание новых основ европейской безопасности через усиление военно-политического компонента Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Владимир Путин в интервью немецкому изданию Bild недавно приводил высказывание видного германского политика Эгона Бара, который выдвигал подобные идеи.

Западные партнеры, к сожалению, пошли по другому пути, выбрали вариант расширения НАТО на Восток, приближения к российским границам контролируемого ими геополитического пространства. Именно в этом заключается корень тех системных проблем, от которых сегодня страдают отношения России с США и Европейским союзом. Примечательно, что Джордж Кеннан, который считается одним из творцов американской политики сдерживания СССР, в конце жизни назвал решение о расширении Североатлантического альянса трагической ошибкой.

Глубинная проблема, связанная с таким западным курсом, заключается еще и в том, что конструировался он без должного учета общемирового контекста. А ведь современный мир в условиях глобализации отличается беспрецедентной взаимозависимостью различных государств, и сегодня отношения между Россией и ЕС уже невозможно выстраивать так, как если бы они все еще, как в период холодной войны, были в эпицентре мировой политики. Нельзя не принимать в расчет мощные процессы, которые происходят в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке, в Латинской Америке.

Главной приметой современного этапа являются стремительные перемены во всех сферах международной жизни. Причем они часто принимают неожиданное для всех направление. Например, сегодня очевидна несостоятельность популярной в 1990-е гг. концепции «конца истории», авторство которой принадлежит известному американскому социологу и политическому исследователю Фрэнсису Фукуяме. Она предполагала, что бурное развитие глобализации знаменует собой окончательную победу либерально-капиталистической модели, а задача всех остальных заключается лишь в том, чтобы побыстрее к ней подстраиваться под руководством мудрых западных учителей.

На деле же второе издание глобализации (предыдущая ее волна случилась перед Первой мировой войной) привело к рассредоточению глобальной экономической мощи и, соответственно, политического влияния, к появлению новых крупных центров силы, прежде всего в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Наиболее яркий пример – резкий рывок вперед Китая, который благодаря беспрецедентным темпам экономического роста в течение трех десятилетий вышел на позиции второй, а в соответствии с подсчетами по паритету покупательной способности – уже и первой экономики мира. На этом фоне можно воспринимать, как говорится, в качестве «медицинского факта» множественность моделей развития, что исключает унылое однообразие в рамках единой – западной – системы координат.

Соответственно, произошло относительное сокращение влияния так называемого «исторического Запада», который на протяжении практически пяти веков привык видеть себя в роли вершителя судеб человечества. Обострилась конкуренция по вопросу о формировании контуров мироустройства XXI века. Причем переход от холодной войны к новой международной системе оказался намного более длительным и болезненным, чем это виделось 20–25 лет назад.

На таком фоне один из базовых вопросов в международных делах сегодня заключается в том, какую форму принимает эта в целом естественная конкуренция между ведущими мировыми державами. Мы видим, как США и ведомый ими западный альянс пытаются любыми средствами сохранить доминирующие позиции или, если использовать американскую лексику, обеспечить свое «глобальное лидерство». В ход идут самые разные методы давления, экономические санкции, а то и прямая силовая интервенция. Ведутся широкомасштабные информационные войны. Отработаны технологии неконституционной смены режимов путем осуществления «цветных революций». При этом для народов, являющихся объектами таких действий, демократические революции оказываются разрушительными. И наша страна, прошедшая в своей истории через период поощрения искусственных преобразований за рубежом, твердо исходит из предпочтительности эволюционных перемен, которые должны осуществляться в формах и со скоростью, соответствующих традициям и уровню развития того или иного общества.

Россию в западной пропаганде принято сейчас обвинять в «ревизионизме», в якобы имеющемся у нас стремлении разрушить сложившуюся международную систему, как будто это мы бомбили Югославию в 1999 г. в нарушение Устава ООН и Хельсинкского заключительного акта. Как будто это Россия игнорировала международное право, вторгаясь в Ирак в 2003 г., и извращала резолюции Совета Безопасности ООН, свергая силовым путем режим Муаммара Каддафи в Ливии в 2011-м. Эти примеры можно продолжать.

Рассуждения о «ревизионизме» не выдерживают критики и базируются по существу на простой до примитивности логике, предполагающей, что «заказывать музыку» в мировых делах сегодня может только Вашингтон. В соответствии с таким подходом получается, что на международный уровень переместился сформулированный когда-то Джорджем Оруэллом принцип: все равны, но некоторые более равны, чем другие. Однако международные отношения сегодня – слишком сложный механизм, чтобы им можно было управлять из какого-то одного центра. Это подтверждают результаты американского вмешательства: в Ливии государства по сути не существует, Ирак балансирует на грани распада – и далее по списку.

Объединить усилия ради успеха

Надежное решение проблем современного мира может быть обеспечено только через серьезное, честное сотрудничество ведущих государств и их объединений в интересах решения общих задач. Такое взаимодействие должно учитывать многоцветие современного мира, его культурно-цивилизационное многообразие, отражать интересы основных компонентов международного сообщества.

Практика показывает, что когда эти принципы применяются на деле, удается добиться конкретных, весомых результатов. Упомяну, в частности, заключение соглашения по урегулированию вопросов, связанных с иранской ядерной программой, ликвидацию сирийского химического оружия, согласование условий прекращения боевых действий в Сирии, выработку основных параметров глобального соглашения по климату. Это свидетельствует о необходимости восстановления культуры поиска компромиссов, опоры на дипломатическую работу, которая может быть сложной, даже изматывающей, но которая остается, тем не менее, по сути единственным путем обеспечения взаимоприемлемого решения проблем мирными средствами.

Такие наши подходы разделяет сегодня большинство государств мира, включая китайских партнеров, другие страны БРИКС, ШОС, наших друзей в ЕАЭС, ОДКБ, СНГ. Другими словами, можно сказать, что Россия борется не против кого-то, а за решение всех вопросов на равноправной, взаимоуважительной основе, что только и может быть надежным фундаментом долгосрочного оздоровления международных отношений.

Важнейшей задачей считаем объединение усилий против не надуманных, а совершенно реальных вызовов, среди которых главным является сегодня террористическая агрессия. Экстремистам из ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусры» и другим подобным удалось впервые поставить под контроль значительные территории в Сирии и Ираке, они пытаются распространить свое влияние на другие страны и регионы, совершают теракты по всему миру. Недооценку этой опасности нельзя расценивать иначе как преступную близорукость.

Президент России призвал к формированию широкого фронта для нанесения террористам военного поражения. Серьезный вклад в эти усилия вносят Воздушно-космические силы России. Одновременно энергично работаем в интересах налаживания коллективных действий по политическому урегулированию конфликтов в этом охваченном глубоким кризисом регионе.

Но подчеркну – долгосрочный успех может быть достигнут только на основе продвижения к партнерству цивилизаций, опирающемуся на уважительное взаимодействие различных культур и религий. Считаем, что общечеловеческая солидарность должна иметь нравственную основу, формируемую традиционными ценностями, которые являются во многом общими для ведущих мировых вероисповеданий. Хотел бы в этой связи обратить внимание на совместное заявление Патриарха Кирилла и Папы Римского Франциска, в котором, в частности, выражается поддержка семьи как естественного средоточия жизни человека и общества.

Повторю – мы не стремимся к конфронтации ни с США, ни с Евросоюзом, ни с НАТО. Наоборот, Россия открыта для самого широкого взаимодействия с западными партнерами. По-прежнему считаем, что наилучшим способом обеспечения интересов народов, проживающих на европейском континенте, было бы формирование общего экономического и гуманитарного пространства, простирающегося от Атлантики до Тихого океана, так чтобы недавно сформированный Евразийский экономический союз смог стать интегрирующим звеном между Европой и АТР. Стремимся делать все, что от нас зависит, для преодоления препятствий на этом пути, включая урегулирование на основе Минских договоренностей украинского кризиса, спровоцированного госпереворотом в Киеве в феврале 2014 года.

Сошлюсь на мнение такого умудренного жизнью и опытом политика, как Генри Киссинджер, который, выступая недавно в Москве, сказал, что «Россию следует рассматривать как ключевой элемент любого глобального равновесия, а не как прежде всего угрозу Соединенным Штатам… Я выступаю, – подчеркнул он, – за возможность диалога с целью обеспечения нашего общего будущего, а не для углубления конфликтов. Для этого требуется уважение обеими сторонами жизненных ценностей и интересов друг друга». Мы придерживаемся именно такого подхода. И мы продолжим отстаивать в международных делах принципы права и справедливости.

Русский философ Иван Ильин, размышляя о роли России в мире в качестве великой державы, подчеркивал, что «великодержавие определяется не размером территории и не числом жителей, но способностью народа и его правительства брать на себя бремя великих международных задач и творчески справляться с этими задачами. Великая держава есть та, которая, утверждая свое бытие, свой интерес, … вносит творческую, устрояющую, правовую идею во весь сонм народов, во весь “концерт” народов и держав». С этим трудно не согласиться.

 

 

Полемика вокруг евразийства в 1920-х годах

П.Н. Савицкий

I

1920-е годы кончились. Тридцатые годы ставят перед евразийством новые и настоятельные задачи. Обращаясь к их разрешению, полезно не забывать и прошлого. Настоящий очерк анализирует это прошлое с одной из его сторон. Во все минувшие годы евразийцы воздерживались от полемики. Этого правила они придерживаются и ныне. Все последующее написано отнюдь не для полемики. Но для того, чтобы на фоне прошлого и на основе его вывести уроки на будущее. К тому же в настоящее время в идеологической области ясно многое такое, что было менее ясно в прошлые годы.

Библиографическая сторона этого очерка ни в одном из отделов не претендует на исчерпывающий характер. В частности, оставлены в стороне (за несколькими исключениями) отклики на евразийство, появившиеся в Советской России.

Первый евразийский сборник вышел в свет в начале августа 1921 г. Первые статьи о евразийстве были напечатаны в начале сентября того же года. Авторы статей не во всем соглашались с евразийцами. И все-таки, их рецензии имели скорее характер приветствий, чем критики. И. Н. писал в софийском издании "Зарницы" [+1]: "Общий дух сборника, подкупающее воодушевление авторов, объединившая их идея - безусловно симпатичны... книга расшевеливает читателя... и предостерегает общественную мысль, склонную не столько ориентироваться на новых, сколько окапываться на старых позициях, от явно угрожающего ей окаменения и измельчания". В том же духе высказывался В. Татаринов в рецензии, помещенной в берлинской газете "Руль" [+2] "Во всей книге чувствуется биение живой, пробуждающейся национальной мысли, которая теперь загорается повсюду - ив придавленной, рабской России, и в чуждой, холодной Европе... Что касается до общего значения идей и лозунгов, проповедуемых "евразийцами", то оно, конечно, несомненно и велико" [+3]. Еще более показательна статья И. Гессена "Знамения", появившаяся на несколько дней позже в той же газете [+4]. В ней автор рассматривает вышедшую в свет незадолго перед тем "Переписку из двух углов" В. Иванова и М. Гершензона: "Я предвижу, что отмеченная выше исключительность условий, в которых приведенные проникновенные строки написаны, может послужить доводом в пользу того, что такое настроение случайно, не показательно. Не стоит об этом спорить, потому что предо мною другое доказательство, не только решающее, но волнующее до глубины души... Я имею в виду отмеченный уже в "Руле" сборник "евразийцев" "Исход к Востоку". Беззаветно верящие в Россию, проникнутые религиозным пафосом, эти выразители молодой русской мысли не только высказывают те же взгляды, но - что действительно до загадочности поразительно - говорят одними и теми же словами... Ни большевистский режим, с одной стороны, ни бездомное скитание на чужбине - с другой, не помешали разъединенным представителям русской интеллигенции слиться мыслью и словом в одном устремлении... дух русской интеллигенции остался свободным, не порабощенным страшным гнетом, разрушившим так много культурных ценностей".

В истории евразийства "идиллия" продолжалась недолго. Лавры первого, выступившего в печати хулителя евразийства принадлежат Петру Рыссу. Впрочем, хула его была голословна. В статье о "Смене вех", говоря о событиях нашего времени, он обронил следующую фразу: "Быть может, потому, что мы живем в этих событиях, что мы участвуем в них, нет оснований надеяться, что в этой сумятице может родиться новое "слово". И потому так печально-претенциозна тоненькая книжка "евразийцев" ("Исход к Востоку"), кокетничающих обломками идей 40-х годов" [+5].

С конца сентября 1921 г. стал складываться антиевразийский фронт в эмигрантской печати. Далеко не все статьи, относящиеся к этому циклу, отвергали евразийство начисто. Наоборот, многие из них подчеркивали согласие с евразийцами в тех или иных пунктах. Но центр тяжести лежал в критика.

К. Мочульский, в противоположность евразийцам, не верил в творческие силы русского народа. Он говорил следующее: "Вместо горького питья правды - снова "вкусный лимонад" беспочвенных самообольщений. Мы знаем, чего не хотел, чего не принимал, чего не усваивал народ - все "не" и ничего положительного. Мы знаем его ненависть к формам жизни (все равно к государственным, общественным, культурным), к укладу, к "организации", ко всякому становлению. Мы знаем глухое недовольство (страшное "безмолвие") народа и открытый мятеж. Мы знаем, что в никаком земном творчестве народ не участвовал, никакой воли, кроме воли к небытию, не проявлял. Какое же право имеем мы предписывать ему какую-то новую культуру и гадать об экономическом положении будущей России, в связи с мировым рынком ?" [+6]

Вот нигилизм - более полный и более существенный, чем нигилизм коммунистический! И это печаталось в "Общем Деле" В. Бурцева. И с таким мировоззрением надеялись одолеть коммунизм. И полагали, что подобные воззрения могут подвинуть на действие кого бы то ни было, кроме отъявленных и безнадежных слуг ненависти и мести.

К. Мочульскому остались, видимо, чужды сокровища русского фольклора, созданные под непосредственным влиянием народного коллектива (см. хотя бы печатаемую евразийцами статью И. Савельева "Своеобычное в русской фольклористике"). Для него невнятны те полные глубокого смысла "формы жизни", о которых рассказывает русская этнография. Ему не было известно беспримерное во всемирной истории колонизационное дело русского народа, народное стихийное дело - выражение непреодолимой воли к бытию. А в экономической области - даже то, что было сделано русским народом (и другими народами Евразии) в 1920-х годах - разве это не оправдывает полностью евразийских "гаданий" 1921 г. об "экономическом положении" России?

На истории русского нигилизма, одним из проявлений которого являлось выступление К. Мочульского, нужно учиться трезвому и творческому оптимизму.

Ряд авторов отнесся в особенности критически к религиозно-богословскому устою евразийства. Марк Слоним свою статью заканчивал следующими словами: "Особые пути культурного и исторического развития России пройдут не там, где их предчувствовали религиозные идеалисты и славянофильские эпигоны [+7]. Б. Шлецер заявлял: "....когда утверждают, как факт, "расцвет богословской мысли", когда говорят, что "православное богословие... накопило в своем существе неоценимые дары мудрости и откровения...", тогда мы вправе требовать от автора, чтобы от общего он перешел к конкретному, чтобы указал он нам на частные, отдельные примеры, на события и реальные явления [+8]. Таких указаний в евразийском сборнике Б. Шлецер не находил. Б. Мирский (г. Миркин-Гецевич; не смешивать с Д. П. Святополк-Мирским, в иностранной печати подписывающимся: Д. С. Мирский) в статье "Смиренные скифы" с явным неодобрением говорил о евразийцах: "Они зовут не к политическому совершенству, не к заветам современной демократии, а к вере, вещают о грядущей "эпохе веры" [+9].

Свои критические опыты Б. Мирский продолжил на страницах "Еврейской Трибуны" (Париж). Здесь он приходил к заключению, что "путь обязательный, единственный и для русского еврейства - не Евразия, а Европа... мне приходилось несколько раз намечать некую обобщенную еврейско-демократическую точку зрения в проблеме русского национального сознания; мне приходилось указывать, что в силу целого ряда причин еврейство русское всегда пойдет с Западом, и в общерусской жизни творческое западничество еврейства должно сыграть немаловажную роль" [+10]. К настоящему времени (1931 г.) еврейство дождалось опровержения этих положений. Только что приведенному тезису (быть может, и не зная его) противопоставил прямо обратную программу единоплеменник Б. Мирского, обладающий не меньшим, чем он, публицистическим темпераментом, Я. А. Бромберг: "Восточному еврейству пришла пора отказаться от роли равнодушного зрителя по отношению к ходу и исходу великого противоборства восточных и западных начал... И жертвы (имеются в виду события 1917-1921 гг. на Украине, в Бессарабии и Галиции. П. Н. С.) и зрелище бесславного угасания западного еврейства в мертвой трясине уравнительно-демократической пошлости должны побудить нас произвести твердый и недвусмысленный выбор, должны обратить наши взоры опять к вечно немеркнущему свету с Востока, ныне воссиявшему с костра самозаклания России... В данном конкретном случае можно уповать, что в евразийской концепции впервые получит органическое осмысление роковое, исполненное мистической и онтологической значительности сплетение судеб народа, пронесшего через века живое ощущение мессианского избранничества, с великой страной, в наши дни возложившей на себя, перед лицом духовно скудеющего и погибающего человечества, тяжкое бремя вселенского призвания, в основных своих устремлениях выходящего за пределы чисто мирских планов и перспектив в область иного, чаемого царства" [+11].

Выставим же четкое евразийское утверждение: "Европа" не есть "единственный" путь для русского еврейства. И западничество не есть единственная для него возможность. Возможно и необходимо появление и развитие еврейского восточничества. С восточничеством этим евразийство должно быть в сотрудничестве и союзе.

На нечто подобное указывала уже статья С. Полякова-Литовцева в одном из номеров "Еврейской Трибуны" [+12]. Полемизуя с Б. Мирским, автор спрашивал:"...если Европа и еврейство, действительно, как бы прикованы к тачке рационализма... почему России не искать особых от Европы путей во имя простой свободы духа, во имя великого права "самоопределения" и выбора?.. Беда не в том, что евразийцы "взыскуют града нездешнего" - это явление положительное. Без него "град здешний" очень уж плосок и скучен. А в том, что, уносясь мечтою в "высшие планы", эти люди имеют склонность квиетические мириться с неправдами, уродствами и мерзостью нашей "юдоли"... Мы (т. е. евреи)... в крайности не впадаем. Мы твердо помним о земле даже тогда, когда стремимся к небу. Мы твердо верим, что правда в сочетании двух градов, здешнего и нездешнего, и мечтаем о чудесной лестнице между землей и небом". С. Поляков-Литовцев возводил на евразийцев напраслину, говоря об их "квиетическом примирении" с неправдами, уродствами и мерзостью. Но указание это в его статье производило впечатление формального отвода, рассчитанного на то, чтобы не разойтись начисто с сотрудником по журналу (Б. Мирским). Положительные же его утверждения вполне согласуемы, в данном случае, с принципами "еврейского восточничества - и суть просто евразийские положения [+13].

Сказанное в достаточной степени характеризует те основания, на которых покоилась полемика с евразийством в эмигрантской печати в конце 1921 года. Это были: отрицание религиозной сущности и религиозного призвания России; неверие в творческие силы "народа". Возражения эти имеют для евразийцев не только исторический интерес. И сейчас они не лишены актуальности.

Тридцатые годы начались в России в обстановке некоторых материальных достижений, и еще больших страданий, и небывалых по настойчивости попыток угашения духа. В этих условиях евразийство должно с новой силой и в новых формах утверждать и утвердить непреходящесть религиозного начала и подлинность религиозного призвания России. В начале 1930-х годов - так же, как это было в начале 20-х, - оно должно поднимать горение веры и вселять убеждение в неистощимости творческих сил евразийских народов. Угашатели духа невластны над духом. Первая статья о евразийстве не на русском языке появилась, насколько нам известно, в болгарском журнале "Везни" 22 октября 1921 г. Она заканчивалась следующими словами: "Хаос... родит звезду. И ее сияние еще поведет, быть может, весь мир к новым пределам, к новому Вифлеему, где рождается Дух. Россия несет новое Евангелие миру" [+14]. Первенство в данном случае болгарской печати объяснялось, конечно, тем обстоятельством, что "Исход к Востоку" был издан в Софии [+15]. Вообще же - по части евразийствоведения - славянская печать оказалась вначале впереди романо-германской. В январе-феврале 1922 г. наиболее серьезные (из иноязычных) статьи о евразийстве были опубликованы в чешской печати. В некоторых отношениях имеет самостоятельное значение статья Франтишка Кубки "Евразизм", появившаяся в газете "Венков" [+16]. В ней евразийство сопоставлено с некоторыми мало известными в Европе, но во многих отношениях созвучными ему явлениями русской культурной жизни в Харбине (Ф. Кубка как раз перед тем приехал в Прагу с Дальнего Востока) - так, напр., с содержанием журнала "Окно", выходившего в Харбине в ноябре-декабре 1920 г. Заключение Кубки такое: "По сравнению с царистическим характером старого славянофильства приятно поражает народный облик концепции евразийства. К романо-германскому западу (в смысле культурном) оно причисляет и нас, чехословацких славян, и не неправильно... За нами остается в будущем положение моста между романо-германцами (романо-англосаксами) и Россией. После революционной бури большая часть евразийской программы, очевидно, осуществится. Связи крови и симпатии сердца тем сильнее связывают... европейскую сторону России с нами, что для нашего будущего существование России-Евразии желательней, чем существование реакционной России или иной немецкой колонии".

Еще обстоятельней, чем статья Ф. Кубки, была работа, подписанная инициалами Н. В. и помещенная в чешской газете "Трибуна" под заглавием: "Евразия, евразийцы и евразийство" [+17]. Работа эта принадлежала перу известного украинского деятеля, уже в течение многих лет живущего в Праге. В ней почти целиком переведен на чешский язык ряд статей "Исхода к Востоку". Евразийство названо "достойной внимания и весьма незаурядной попыткой создать новую русскую национальную философию". Во многих местах указывается на ценность отдельных статей, на богатство и оригинальность мыслей и пр. Критике подвергнута формула "отвержения социализма и утверждения Церкви" ("Исход к Востоку", стр. VI). По мнению Н. В., она показывает, что "евразийство не уразумело основ мирового социализма, неправильно отождествляя его с большевизмом, который в московской коммунистической практике представляет собою попрание действительного... социализма, как неизбежного пути к разрешению социальной проблемы нашего времени".

В 1931 г. мы можем точнее определить наше отношение к социализму, чем мы могли сделать это в 1922 г. Вопросы общественного устройства мы не сводим исключительно к вопросам устройства политического и экономического. Исповедуя религиозные начала, мы утверждаем философию подчиненной этим началам политики и экономики, тем самым чуждую философии социализма, в его наиболее характерных проявлениях. Но поскольку социализм, в жизненном осуществлении, преображается в этатизм (развитие государственного хозяйства), его устремления созвучны устремлениям евразийцев. И конечно же наш этатизм радикальнее, чем этатизм и тех европейских "социалистов", которые вообще его признают, радикальнее в том смысле, что охватывает более широкие сферы хозяйственной жизни [+18]. Радикальнее и наше понимание планового хозяйства. Интересы трудящихся мы почитаем своими интересами. По сравнению с евразийской государственно-частной системой тот строй, к которому европейские социалисты прикладывают свою руку, является господством капиталистических начал. Термин "социализм", в его европейском понимании, недостаточен для обозначения социальной сущности евразийства. С одинаковым правом можно сказать, что мы отвергаем социализм и что мы являемся сверхсоциалистами.

Н. В. был основоположником того цикла обращенной на евразийство критики, который мы назвали бы циклом "сепаратистским", т. е. критики евразийства с точки зрения групп, стремящихся к отделению от евразийского единства: "восточно-европейские народы западной периферии нашего континента, а именно вокруг-балтийские и припонтийские, слишком тесно связаны... в своем культурном развитии с европейским Западом, чтобы стать поборниками евразийства... евразийство, как попытка национального самоопределения великороссов, имеет шансы на будущее, поскольку же оно будет пониматься как движение всероссийское в довоенном объеме и смысле этого понятия, оно несомненно потерпит неудачу. Чтобы жить, оно должно быть верно своей ориентации - на Восток и не смеет косить глазами на Запад, где также живут восточные народы, но с европейской культурной ориентацией". Нет сомнения, что здесь в первую очередь подразумевается Украина. Определение "Исхода к Востоку" как "попытки национального самоопределения великороссов" курьезным образом сталкивается с тем обстоятельством, что из четырех авторов "Исхода" три (Флоровский, Сувчинский и Савицкий) тесным образом связаны с Украиной. Если учитывать происхождение авторов и питавшую их культурную традицию, то евразийство окажется явлением в такой же мере украинским, как и великорусским. Правда, один из новейших украинских критиков евразийства - О. Мицюк - в брошюре своей, вышедшей в свет в середине 1930 года [+19], желает отсечь от украинской традиции всех украинцев, стоящих не на сепаратистской точке зрения: "Нам байдужа та "iнтелiгенцiя Украши", про яку говорить Трубецкой i до яко наложить чимало iдеолопв евразшства; ця iнтелiгенщя, виконуючи русифжаторське дало, безповоротно "оптарувала" московскую культуру". Перейдем от малого к большему: будучи последователен, Мицюк должен отсечь от украинской традиции и Гоголя, так как в его терминах и Гоголь "оптировал" "московскую культуру"; иными словами, он должен обезглавить свой народ, лишить его первого по значению народного гения. Украинцы-евразийцы хотят сохранить Гоголя в украинской традиции. И не могут не ощущать этой традиции в себе самих. Им нечего "косить глазами" на Украину. Они могут смотреть на нее прямо. И непреклонна их уверенность, что в исторической перспективе дело их удастся во всеевразийском масштабе, т. е., в частности, применительно не к одному, но ко всем племенам восточного славянства.

Труд Н. В. был переведен на хорватский язык и напечатан в ряде номеров загребской газеты "Речь" [+20].

Наиболее ранняя известная нам польская статья о евразийстве появилась в варшавской газете "Работник" от 26 февраля 1922 г. Для автора этой статьи - Казимира Чапинского - евразийская идеология - это только маски, под которыми создается "новое национальное самосознание новой России, буржуазной, провозглашающей капитализм, православие, войну с социализмом, национализм и империализм". Подобные поспешные и в существе неправильные (поскольку касаются империализма, капитализма и буржуазности) обобщения сделали традицию в польском евразийствоведении. Однако нельзя утверждать, чтобы польское евразийствоведение сводилось только к таким обобщениям (см. ниже).

Первые по времени статьи о евразийстве в романо-германской печати были написаны русскими авторами. Сюда относятся, между прочим, статьи в журнале "Russian Life" [+21] и в литературном приложении "Times" (No1063). Одна из них подписана Д. С. Мирским (Д. П. Святополк-Мирский). Названные статьи отличаются в невыгодном смысле от всех вышецитованных допущенными в них фактическими ошибками [+22].

Гораздо основательнее и точнее данные французской статьи В. Никитина о русской эмиграции, в которой несколько страниц посвящено евразийцам [+23].

Большой напряженности полемика с евразийством достигла в эмигрантской печати в январе-феврале 1922 г. Застрельщиком на этот раз явился сотрудник "Руля" Г. Ландау. По характеру своему выступления эти были предвестием позднейших выпадов по адресу евразийства со стороны "активистов" и "николаевцев". "Сквозь пестроту составных частиц" евразийства Г. Ландау пытался "определить его подлинную пружину". "Она - не в антропогеографической теории, не в религиозном устремлении, не в национальной тревоге; она - в бездейственном самоутешении". В 1925 г. А. А. Кизеветтер был по этому поводу иного мнения: "Евразийство вовсе не так невинно, как кажется с первого взгляда. Со временем из него могут вылупиться чисто практические выводы и действия, далеко не безразличные с точки зрения актуального общественного поведения" [+24].

Выступления Г. Ландау не воспрепятствовали распространению евразийства. И уже в том же 1922 году в журнале "Новый Восток", появление которого сделало эпоху в истории русского востоковедения, руководящая статья редактора журнала, покойного М. Павловича, стояла под знаком евразийства: "Вся современная Азия является для нас терра-инкогнита... А между тем с недавнего времени Россия называется Евразией (Европой-Азией), и действительно ни одна страна европейского континента не связана, даже в самой малой степени в экономическом, политическом и духовном отношениях, так глубоко с Азией и со всем Востоком, как современная Россия... Современная Россия-Евразия - это прежде всего учитель, руководитель стонущего в цепях духовного и экономического рабства, борющегося за лучшее будущее Востока" [+25].

Евразийство упоминается в предисловиях к ряду книг, появившихся в течение 1920-х годов и имевших то или иное отношение к востоковедению. Обращается мыслью к евразийцам Всеволод Никонорович Иванов в предисловии к книге "Мы" [+26]: "Движение евразийцев должно быть приветствуемо всеми любящими свою страну русскими людьми. Из их исследований веет душистостью степей и пряными запахами Востока. Они правильно вносят поправку в дело славянофилов, ища на Востоке того, чего не хватало Аксакову, Хомякову, Конст. Леонтьеву, чтобы обосновать наше отличие от Европы. Только перетряхивая полным пересмотром историю Востока, найдем мы самих себя". Далее следуют возражения: "Но почему это должно быть движением Евр-Азийским, а не просто Азийским, вот чего я не могу понять... культура Запада и культура Востока находятся в известном антагонизме... нам в реальной нашей жизни не остается ничего другого, как присоединиться к одной из этих сторон, чтобы ввергнуться в реальный процесс живого становления, чтобы из темного магического кристалла будущего и явилась новая реальная культура, нам доселе неведомая, а не искать самим "средней линии". Здесь приходится разъяснить, что евразийство не понимает и никогда не понимало своей линии, как "средней". Евразия - это не "микстум композитум" Востока и Запада. Это - неповторимая личность. Но именно неповторимость ее и не позволяет отождествлять Евразию с Азией, заключающей целый ряд своеобразных и отличных от Евразии миров. Упоминает о евразийстве и доктор Эренжен Даваевич Хара-Даван в замечательном труде своем: "Чингисхан как полководец и его наследие" [+27]: "Только за последние годы ученые евразийского мировоззрения, изучая проблему русского самопознания, стали внимательно разбираться в разных восточных влияниях на русскую историю, культуру и быт, и им отчасти удалось разбить "предубеждения и предрассудки европеизма", с которыми трактовался этот вопрос до них, и тем самым заинтересовать широкий круг русской интеллигенции, чего не удавалось сделать нашим ориенталистам".

 Примечание

[+1] No21,4 сентября 1921 г.

[+2] "Руль", No243,4 сентября 1921 г.

[+3] Такого же характера рецензию В. Т. поместил в No 166 берлинской газеты "Время" от 5 сентября 1921 г. К этому же циклу относится рецензия В. Воути в гельсингфорской газете "Новая Русская Жизнь" от 9 октября 1921 г. и т. д.

[+4] "Руль", М 255,18 сентября 1921 г.

[+5] Статья "Без вех", "Последние Новости", No439,21 сентября 1921 г.

[+6] Статья под заглавием "Будущая культура России" в газете "Общее Дело" (Париж), No436, 26 сентября 1921 г.

[+7] Газета "Воля России" (Прага), No318, 29 сентября 1921 г.

[+8] Статья "Евразийцы", "Последние Новости", No474,1 ноября 1921 г.

[+9] Газета "Голос России" (Берлин), М 796, 23 октября 1921 г.

[+10] Статья "Европа и Евразия", "Еврейская Трибуна", Л° 98,10 ноября 1921 г.

[+11] Евразийский Сборник, кн. VI, 1929 стр. 46.

[+12] No103.15 декабря 1921 г.

[+13] По тону несколько похожа на выступление С. Полякова-Литовцева статья Л. Неманова: Новый мессианизм (газ. Время, No 819, ноябрь 1921 г.). В ней говорится: "Надо действительно понять, что Россия не совсем Европа и не совсем Азия, что у России имеются свои особенности". Тут же утверждается: "Формы политической жизни, выработанные мировой политической мыслью и мировым политическим опытом, могут быть общими для всех. Русской интеллигенции придется отказаться б. м. от многих романо-германских представлений, но не от идей материальной и политической культуры". Если под "материальной" культурой подразумевать технику, то относительно нее это положение бесспорно. В области же социального и политического строя евразийцы отстаивают необходимость своих путей.

[+14] Статья "Утверждение евразийцев" за подписью Т., "Везни". год III. No2.

[+15] Другая болгарская статья о евразийстве принадлежит проф. Ст. Младенову (Национализм, культура и човещина, журнал Современник, 1922, январь-февраль, стр. 290- 299). Большая ее часть посвящена изложению статьи Я. С. Трубецкого "Об истинном и ложном национализме", применительно к условиям жизни балканских народов.

[+16] "Венков" (Прага), No 14,17 января 1922 г.

[+17] "Трибуна" (Прага), No Noот 11,16.23 февраля и 8 марта 1922 г.

[+18] Однако хотим подчеркнуть уже здесь, что и мы. отнюдь не понимаем государственного начала как всеохватывающего и всеопределяющего принципа.

[+19] Статья "Евразийство", (Прага), 1930.

[+20] "Rijec". No Noот 18,25 февраля 1922 г. и ел.

[+21] A review of facts and documents relating to the russian situation, N 6, February-March 1922.

[+22] Так, напр., мысли, высказанные Н. С. Трубецким в "Исходе к Востоку", отнесены здесь к "Европе и человечеству" (1920); термин Евразия неправильно приписан Ламанскому и т.д.

[+23] В. Nikitine. L'emigration russe. Revue des sciences poll-tiques.Auril-Juin 1922, p. 209-212.

[+24] Статья "Евразийство". Руль, No1247,10 января 1925 г.

[+25] Статья "Задачи Всероссийской Научной Ассоциации Востоковедения", "Новый Восток", книга I. Москва, 1922, стр.10-11.

[+26] Культурно-исторические основы русской государственности. Харбин, 1926, стр. XIII-XV.

[+27] Культурно-исторический очерк Монгольской империи XII-XIV веков. Белград, 1929. стр. 3, 198 и др.

 

 

Президент Литературного Клуба "Евразийский Вектор" Самонкин Юрий Сергеевич

 

После распада СССР Россия, его правопреемница, была поставлена перед необходимостью переосмысления своей роли в мире, определения новых приоритетов и ценностей своей внешней политики. В начале 2000-х гг. она отказалась принять предлагаемую США их союзниками однополярную систему международных отношений,  выдвинув свою концепцию многополярности, ставшую одним из столпов таких программных документов, как концепции внешней политики Российской Федерации.¹Считая себя одним из государств, имеющих основания претендовать на роль полюса в международных отношениях, Россия прилагает существенные усилия к тому, чтобы, с одной стороны, показать независимость осуществляемой ею политики, а с другой,- сделаться культурно и экономически привлекательным государством и надёжным политическим партнёром. Так как в основу концепции полицентричного мира заложен географический принцип (принцип регионального влияния), приоритетным вектором отечественной внешней политики стало именно постсоветское пространство²- государства, исторически, экономически и культурно тесно, если не неразрывно, связанные с Россией. По мере возрастания остроты и напряжённости в международной обстановке, при сохранении угрозы изоляции, Российская Федерация, всё более заинтересована в том, чтобы найти, или изобрести, некие «скрепы» для интенсификации интеграционных процессов в регионе и сглаживания противоречий между входящими в него государствами. Найти экономические основания для сближения оказалось наиболее простым решением, поставившим, однако, Россию, в большинстве случаев, в положение донора, вынужденного удерживать союзников существенными финансовыми затратами. Кроме того, при такой сугубо меркантильной системе взаимоотношений Российская Федерации попадает в большую зависимость от колебаний мировой экономики, в частности, цен на нефть. Непрочность создаваемых по инициативе трёх, наиболее близких идее «евразийской интеграции», государств- России, Казахстана и Белоруссии,- объединений, проигранная летом 2008г. информационная война, ощутимый рост потребности в идейном заполнении образовавшегося после распада СССР вакуума заставили Москву поставить на повестку дня вопрос о необходимости поиска национальной идеи, пересмотра исторической политики и, наконец, формулирования некой общей «формулы», которая обусловила бы создание единой «евразийской идентичности». В 2016г. президент России В.В.Путин в очередной раз поднял вопрос о значении идентичности на заседании Валдайского клуба, особо подчеркнув, чтовопрос обретения и укрепления национальной идентичности действительно носит для России фундаментальный характер. «вопрос обретения и укрепления национальной идентичности действительно носит для России фундаментальный характер»³и, указав на то, что идентичность не может строиться в рамках какой-либо идеологии, но должна исполнять объединяющую функцию, иметь «внеидеологическую» природу: «нам всем – и так называемым неославянам и неозападникам, государственникам, и так называемым либералам, всему обществу – предстоит совместно работать над формированием общих целей развития. Нужно избавиться от привычки слышать только идейных единомышленников, с порога, со злобой, а то и с ненавистью отвергая любую другую точку зрения»⁴. Двумя годами ранее Президент определил создание Евразийского экономического союза как один из способов «сберечь мириады цивилизационных, духовных нитей, объединяющих наши народы».⁵вопрос обретения и укрепления национальной идентичности действительно носит для России фундаментальный характер.вопрос обретения и укрепления национальной идентичности действительно носит для России фундаментальный характер. Кроме того, за разработку особой идеи, которая бы не только консолидировала россиян, но и сплотила бы республики постсоветского региона вокруг России, выступают как ведущие российские политики и государственные деятели, так и представители интеллектуальной элиты. К примеру, один из ведущих идеологов современного евразийства А.Дугин практически отождествляет реализацию концепции многополярного мира с успешным претворением в жизнь евразийского проекта: «Евразийство — это выстраивание многополярного мира, для которого России необходимо выйти за свои национальные границы»⁶. А Р.Гринберг, директор Института Экономики РАН на круглом столе Совета Федерации 24 ноября 2011г, посвящённом вопросам интеграции, заметил, что ««в данном союзе, наряду с экономической прагматикой, должно быть объединяющее духовное, цивилизационное начало…»⁷.Подобных вышеописанным убеждениям нередко придерживаются представители бывших республик СССР, выступающие за евразийскую интеграцию и поддерживающие сближение с Россией. Так, занимавший пост председателя Мажилиса Парламента Казахстана до 25 марта 2016г. К.К.Джакупов, считая приоритетным экономический вектор интеграции, признаёт, что интеграционные процессы на постсоветском пространстве имеют колоссальную историко-культурную базу и при успешном развитии послужат становлению евразийского пространства как одного из полюсов многополярного мира⁸. Заслуживает внимание то, что, несмотря на колоссальную разницу в сложности и содержании подобного посыла, варьирующихся от значительно упрощённых, популистских программ до многосложных, детально проработанных научных концепций, можно говорить о наличии консенсуса о необходимости создания неких объединяющих основ и, как правило, о придании России ведущей, или одной из ведущих (в связке Россия-Казахстан), роли в этом процессе. Тем не менее, создание устойчивых прочных связей между государствами, некогда составлявшими в качестве союзных республик СССР, посредством создания оснований для формирования идентичности и её «культивации» осложняются множеством факторов (слишком высокий уровень культурного, языкового и религиозного многообразия, рост национализма на постсоветском пространстве и т.д.), которые делают достижение этой цели весьма непростой задачей, которая не может быть решена государственной пропагандой и исторической политикой, а исследование данной проблемы- особенно актуальным. В сложившейся внешнеполитической обстановке Россия вынуждена сталкиваться с новыми угрозами и сложностями, вызванными, в частности, затянувшимся конфликтом на Украине, принятием антироссийских санкций, падением курса нефти и окончательным подрывом доверия в отношениях с Западом; с другой стороны, она оказалась поставлена перед острой необходимостью реализовать свой «консолидирующий, объединяющий» потенциал, стремясь не допустить международной изоляции, добиваясь наиболее тесного взаимодействия с ближайшими соседями.

Евразийский союз— это интеграционный проект на евразийском пространстве, целью которого является экономическое и политическое сближение постсоветских стран, при этом проект потенциально открыт и для многих других стран Евразии. К настоящему моментуевразийская интеграцияреализована в виде целого ряда союзов разного уровня и глубины, важнейшими из которых являются Таможенный союз ЕАЭС и Евразийский экономический союз.

29 мая 2014 года на основе Таможенного союза и ЕЭП была создана более продвинутая форма интеграции —Евразийский экономический союз(ЕАЭС), который начал свою работу с 1 января 2015 года. Председателем ЕАЭС в 2015 году была Беларусь, в 2016 году Казахстан председатель.

Таким образом формируется общий рынок численностью в 183 миллиона человек, усиливается интеграция по сравнению с интеграцией на уровне Таможенного союза. Союзные государства —Казахстан,РоссияиБеларусь, а такжеАрменияиКиргизия— обязуются гарантировать свободное перемещение товаров и услуг, капиталов и рабочей силы, а также осуществлять согласованную политику в энергетике, промышленности, сельском хозяйстве, транспорте.

Если феномен идентичности, как мы поняли выше, столь многозначен и преисполнен парадоксами, то уточнение «евразийская» идентичность только подливает масла в огонь. Что такое Евразия? Евразийство? Каковы шансы этого концепта в современной культурной и геополитической ситуации? Не привлекают ли нас снова фантомы? Какова мировоззренческая основа евразийства и возможно ли переосмысление учения в духе современной постмодернисткой стратегии, межкультурной коммуникации и глобализации? Есть ли смысл говорить ныне о евразийской интеграции, евразийской культуре и евразийской идентичности? Кажется понятным, что идея евразийства, которую вновь поднял на щит Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, призвана интегрировать нарушенное единство постсоветских государств, обнаружить, что их союз был не прихотью истории, но закономерным, обусловленным многовековым экономическим, культурным, социальным антропологическом взаимодействием. Ностальгия по былому единению тоже не однодневка, которую можно спешно залечить. Она вызвана тем, что евразийские народы прочно связаны общностью исторической судьбы. Идея евразийства содержит, безусловно, мощный интеграционный потенциал, призыв, доносящийся из глубины истории и отзывающийся эхом из грядущих времен. Но при всем этом идея вызывает усиленное сопротивление, более того, резкую полемику, саркастическую критику со стороны многих российских и казахстанских интеллектуалов. Первые недовольны, точнее, возмущены евразийским замыслом — оторвать Россию от просвещенной Европы и сблизить с темной, косной Азией. Полноте, рассуждают они; Россия еще со времен Рюриков страна евразийская, и незачем втягивать ее в азиатщину, где «пахнет кизяком и дымом кочевья». Россия связана с Европой духовно, это две половины единого христианского мира.
С казахстанской стороны тоже слышатся возмущенные голоса: не лучше ли распрощаться с исчерпавшей себя идеей и сосредоточиться на центральноазиатской интеграции? В пылу дискуссий употребляются сильные выражения, которые мы здесь предусмотрительно опустим. Что-то однако, очень серьезное кроется за евразийским концептом, коли так горячо и взволнованно обсуждается он с обеих сторон. Евразийство, и это общеизвестный факт, возникло в качестве учения, идеологии, общественного движения как реакция на два глобальных фактора мировой истории: большевистская революция и кризис культуры западного типа. При изучении евразийского концепта в большинстве случаев принимают во внимание первое и упускают из вида второе. В результате философский смысл евразийства и возможности трактовки евразийской идеи в современном социокультурном контексте оказываются утраченными. Я думаю, что концептуальное обновление евразийского концепта и темы евразийской идентичности с позиций сегодняшних требований и повесток дня предполагает целосткый анализ учения, который обнаружил бы прямые постмодернистские импликации и номадологические мотивы евразийства, вводящие его в современный социокультурной дискурс. Тезис может показаться надуманным, навеянным модными постмодернистскими пассажами. Но не будем торопиться с выводами.
Обращение к евразийским текстам подтвердит сказанное выше и обнаружит явный парадокс: Николай Трубецкой, признанный теоретик и лидер евразийства, начинает с критики европоцентризма Его мысли звучат рефреном идеям Данилевского и Шпенглера, но появились они совершенно независимо от них, если не считать зависимостью от общей потребности времени, поставившего на повестку дня переосмысление западной модели культуры, традиционного для Европы типа рациональности. Это общая для всех западных и русских мыслителей тема, заявленная уже Кьергегором и Ницше; критика логоцентризма, рацио-центризма и этноцентризма, поиски новых типов рациональности на путях сближения Запада с Востоком. Трубецкой выражает дух времени, обличая европоцентризм. Важно, что он не отвергает европейскую культуру как таковую и не пытается заменить прежнюю иерархическую структуру азиацентризмом. Его мысль исключительно постмодернистского настроя: отвержение всех и всяческих претензий на центр, т.е. децентризация всех и всяческих структур, кодов, метафизических моделей сознания, этнических идентично стей. То, что позже прозвучит со всей силой в постмодернистских студиях и даст мощный резонанс в современной культурной среде. Парадокс предобозначен. Разоблачая европейский этноцентризм, притягивая Россию к Азии, настаивая на евразийской сущности русских, Трубецкой высказывает идеи постевропейские (децентризация — одна из них), т.е. включается в поле притяжения европейской культуры. Его идеи касательно преобразований в лингвистике оказали решающее влияние на европейский пост-структурализм, в частности, на семиологию Ролана Барта, Тем самым, отвергая европоцентризм, Трубецкой работает во благо европейской культуры. И это еще раз доказывает, что никакой изоляционизм, замкнутая этническая или гражданская идентичность немыслимы в эпоху глобализации. Возникнув как реакция на большевизм и надежда противопоставить большевисткой идее другую, еще более фундаментальную и крупномасштабную идею, евразийство продумало иное основание интеграции и национальной идентичности. Народы, веками живившее на территории Евразии, имеют единую идентификационную структуру: это совместные евразийские ценности, общность исторической судьбы, .культурные, экономические и антропологические связи. Является ли эта процессуальная, исторически изменчвая евразийская идентичность межэтнической или скорее — межцивилизационной или, наконец, основанной на социально-политических, государственных параметрах? Видимо, можно говорить о различных модусах евразийской идентичности. Прежде всего, как показали евразийцы, в основе подобной идентичности лежит межэтническое взаимодействие. В этом смысле евразийскую идентичность можно трактовать как суперэтническую, И это — главная линия рассуждений и первых евразийцев, и Льва Гумилева. Но кроме того, евразийская идентичность может быть рассмотрена как межцивилизационная, если тюркская культурная среда и соответственно-славянская — будут истолкованы как самостоятельные цивилизации. Такой подход был осуществлен Гумилевым и разрабатывается в отечественной науке особенно заинтересованно последнее десятилетие.
Наконец, надо учесть и социально-экономические и политические параметры евразийской идентичности, поскольку в многовековой истории Евразии несколько раз было осуществлено объединение евразийских народов в государственное образование. Опыт Чингисхана, когда славяне двести лет жили в составе великой империи -только один из таких удачных примеров объединения Евразии. Евразийские теоретики, особенно Гумилев, основное внимание уделяли Евразии как суперэтносу, т.е. межэтническим основам евразийской идентичности. В современной ситуации этот подход кажется наиболее актуальным. На постсоветском пространстве евразийская идентичность имеет, прежде всего, межэтническое происхождение. Причем, в нескольких смыслах. Если брать независимый Казахстан, то евразийская идентичность значима и для внутренней политики, и для внешней политики Республики. Для внутренней, потому что доминирующими этносами Казахстана являются казахи и русские (тюрки и славяне). Их межэтническое взаимодействие составляет фундамент евразийской идентичности. В то же время, в Казахстане живет множество этносов, не входящих исторически в евразийскую зону — немцы, поляки, турки, армяне и другие. Поэтому общеказахстанская идентичность не совпадает в полной мере с евразийской идентичностью. В этом пункте требуется серьезная аналитическая работа, чтобы рассмотреть соотношение казахстанской и евразийской идентичностей, что обязательно вводит в тему межэтнической идентичности лидирующий мотив идентичности как согражданства.
Евразийская идентичность в Казахстане — не модус желаемого или должного, но обыденная, хотя и зачастую взрывоопасная реальность. В самом деле, если казах с раннего детства говорит на русском, так что русский язык, а значит и русская культура становятся для него родными, разве не репрезентирует он евразийскую идентичность? Или, наоборот, русский, впитавший с молоком матери казахский язык и казахскую культуру, так что они становятся для него родными, разве не являет он ярко выраженную евразийскую идентичность (таких русских правда, намного меньше, чем русскоговорящих казахов). Ведь именно язык — первый толкователь мира и среда герменевтического общения. Структура языка определяет тип ментальности, «лепит» архетипы коллективного бессознательного и даже определяет особенности социальных институтов.



         Литература:

1.     Вернадский Г.В. Евразийство: декларация, формулировка, тезисы. Прага. 1932 г.

2.     Гумилев Л.Н. «Историко-философские сочинения князя Н.С. Трубецкого». Ленинград. 1990 г.

3.     Гумилёв Л.Н. «Евразийская хроника». Лениград. 1989 г.

4.     Гумилёв Л.Н. «Этногенез и биосфера земли». Ленинград. 1990 г.

5.     Кофнер Ю.Ю. «Русская философия: Очерк классического евразийства». 2010 г. /http://www.mesoeurasia.org/archives/2915

6.     Перова М. «Евразийство Назарбаева». 2011 г. /http://www.mesoeurasia.org/archives/3631

7.     Савицкий П.Н. «Евразийство как историческая замысел». Прага.1927 г.

8.     Савицкий П.Н. «Географические и геополитические основы Евразийства». Прага. 1933 г.

9.     Трубецкой Н.С. «Исход к Востоку». Прага. 1921 г.