На фоне событий вокруг Сирии и грядущих выборов в США, тема Украины и Донбасса сошла на периферию. Не преуменьшая значимости двух других важнейших точек, исход военно-политических баталий в которых определит будущий миропорядок, всё же не соглашусь с отечественными военно-политическими экспертами, которые продолжают усиленно кормить обывателей баснями об Украине. Причём как утверждающих, что, мол, Украина вот-вот рассыпется в виду сокращения кормовой базы её "национального достояния" - олигархата, так и тех, для кого "всё пропало, и у нас методов разрешения украинского конфликта, и нужно из него уходить". Это - две крайности, закрепившиеся в СМИ и блогосфере аналогично преславутой "вилке" между "ура-патриотами" и "караул-патриотами".
Но вот что интересно: оба подхода так или иначе склоняют обывателя к невмешательству во внутриукраинские дела, фактически открещиваясь от прямой или косвенной помощи русским по духу соотечественникам, оказавшимся в бесправном и угнетаемом положении как на подконтрольной Киеву территории, так и на освободившейся ис-под укрофашистской оккупации одной трети Донбасса. Последняя в лучшем случае получит новую партию гуманитарной помощи, чтоб худо-бедно свести концы с концами. А террористические обстрелы, которые не прекращались ни на день, никто кроме самих дончан, уже даже не замечает. Слишком однотипными стали сводки, отсутствует динамика событий, а освободительная война поднявшей знамя Русского единства Новороссия замылена Минской тянучкой, заведённой, в свою очередь, в пат. При этом, не смотря на фактический запрет и угрозу физической расправы появления сторонников русского единства и России появляться на подконтрольной Киеву территории, отъявленные враги России и киевские пропагандисты беспрепятственно ездят с передачи на передачу в Москве. Ситуация давно зашла за грань разумного. Причём, как видим, по обе стороны границы, и этому театру абсурдов не видно конца-края.

Наблюдая два десятилетия за этими абсолютно гнусными и мерзкими вещами, хотелось бы напомнить и обратить внимание на некоторые аспекты происходящего.

1. На Украине, или как возможно правильнее будет сказать - постукраинском пространстве, в результате умелой многоэтапной работы над частью южнорусских земель и населяющих их русских людей, сформирован военно-политический, экономический и социальный таран против главного оплота Русского цивилизационно-культурного пространцтва (цивилизации) - России. 


2. В силу трагических событий 2014 года, когда была пролита кровь, а "зверь укрофашизма был ранен, но не добит", противостояние России и всему русскому на Украине вышло на новый, ранее недоступный уровень, приняв тотальный, системный характер. Если Галицию считать эталоном русофобии и русоцида, то в 2014-15-м годах в силу "упавшей планки" админресурса и тотальной пропаганды, нагнетания истерии и военщины в "СМИ"-СМРАДах, "Галицией" стала вся подконтрольная Киеву территория. Все оппозиционные СМИ запрещены или стали писать/показывать то же, что и ентральные укрофашистские. А антифашистские журналисты и активисты вынуждены были срочно покинуть подконтрольную Киеву территорию. Оставшиеся известные общественно-политические деятели, писатели и журналисты были арестованы или убиты (Калашников, Бузина, Равреба, Чаленко, Бородавка и многие другие).


3. Отныне "украинцы" (в числе которых и много людей с чисто русскими фамилиями) будут не просто ненавидеть русских, русский язык и русскую культуру (хотя в значительной степени при этом они сами её носителями и являются; многие из них до 2014 г. были ярыми симпатиками России и Путина). А будут желать поражения и уничтожения России как государства, и русских как народа, в целом.




4. Под маской так называемой "декоммунизации", ставшей лейбмотивом этого года, заложена политика русоцида. На официальном уровне ликвидируются упоминания о целом пласте истории и культурного наследия, вытравливается память об общей Великой Победе в 1945 году. А то, что остаётся, испахабливается до такой степени, чтоб вызывать только отвращение и ненависть у обывателей. 


5. Институт школы и университета административными методами выполняет пропагандистскую махрово-антирусскую функцию, по сути продолжая и дополняя то, что делают "СМИ"-СМРАД, насилуя и травмируя детское сознание наглой ложью, отныне не особо стараясь даже минимально прикрывать её доставерными фактами (пропаганда - превыше всего). Учитывая доверчивость не только детей, но и людей среднего и даже старшего возраста инстанциям вроде Минобразования, этот канал русоцида и русофобии представляется наряду со СМИ наиболее опасным. Ибо он - продолжение дела Геббельса: "Никто не подумает, что можно так нагло врать, поэтому информация будет воспринята за истину" (точно цитату не помню, но суть сводилась к этому).


6. Убив альтернативные источники информации (российские каналы были запрещены ещё весной 2014 г.), укрофашистский режим уничтожает по средствам социального геноцида представителей старшего поколения - тех, кто помнит другую, неукрофашистскую жизнь, кто застал Великую Победу, гарантии трудоустройства после учёбы, путёвки в санатории и на море от предприятий, социальную защиту со стороны государства. Террористам нужно вытравить именно ЭТУ категорию граждан в первую очередь, поскольку это - люди, не привыкшие жить в рабстве в таком махровом её проявлении. А молодёжь, родившаяся и выросшая в условиях рабства, будет считать последнее нормой, следовательно, и стремления к лучшей жизни и свободе проявлять не будет. Соответственно, и укрофашизм для неё отныне - норма.


Как мы видим, Украина - это, так сказать, царь-бомба, призванная создать стратегическую проблему для России и всей русской цивилизационно-культурной общности. 30-35 миллионов преимущественно русских этнически людей, манкуртизованных пропагандой, лживыми учебниками по истории Украины и укрлит, а также брехливыми каналами ТВ и радио. Миллионы детей, которых с молоком матери накачивают и заряжают на то, чтоб они "резали русню", причём чтоб эта мысль их не покидала ни на работе на стройке в Москве, ни на службе в ВСУ (особенно на Донбассе), ни в пресмыкании перед западными хозяевами и кукловодами (т.е., когда русофобия будет не только "за бабло, оффшоры, имущество/детей в Лондоне и виллу во Флориде", но и за идею). И то, что киевский режим глобальными силами был выведен ис-под удара военного разгрома Россией и восставшим Донбассом в 1914-м - отнюдь не случайность; зачем этот инструментарий нужен кукловодам в будущем - догадайтесь с трёх раз...




Вы всё ещё считаете, что проблема укрофашизма вас не касается? Укрофашизм и укротерроризм УЖЕ в России, и ему в значительной степени потакает российская "демократическая" система "мирной жизни". А отсидеться, как бы кому-то не хотелось, уже не получится. "Русская весна" с возвращением Крыма - точка невозврата: или вы их, или они вас. Шапкозакидательствовать не советую: их поддержат все враги России - как внешние, так и внутренние, следовательно и печатный станок ФРС на их стороне. А также тайные структуры вроде тех, которые устранили героев Русской Весны Евгения Жилина и Арсения Павлова. Это - война, и нынешнее соплежуйство в ней смерти подобно. И не надо говорить, что ничего поделать нельзя - есть целый спектр возможных методов и точек воздействия; нужно только выйти традиционной беззубой и бестолковой матрицы предлагаемых стандартных схем. Немного включить фантазию. И вспомнить опыт наших предков, в том числе и бивших ОУНовцев в карпатских лесах. В конечном итоге, или российский флаг будет развиваться в Киеве и Львове, или укромазепинский и УПАшный флаги над Кремлём. Народ должен быть готов встать на защиту своей Единой Родины, имя которой Русь.

Данный материал опубликован исключительно на дискуссионой основе, мнение автора который пожелал остаться анонимным, может не совпадать с мнением нашего Литературного клуба.

26 октября 2016 года в Челябинске прошел международный форум «ЕАЭС - 2016: итоги работы и перспективы», в ходе которого были заслушаны мнения представителей экспертного сообщества стран-участниц ЕАЭС относительно путей дальнейшего развития интеграционного взаимодействия на евразийском пространстве в сферах выстраивания экономического сотрудничества, политического урегулирования, а также обеспечения региональной безопасности.



Форум был открыт пленарным заседанием, в ходе которого с обращением к участникам встречи выступил известный российский политолог, профессор, доктор политических наук Панарин Игорь Николаевич. Им было зачтено приветственное слово руководителя ОДКБ Бордюжи Николая Николаевича, в котором говорилось о необходимости преодоления множества внешних вызовов, стоящих перед евразийской интеграцией на данном этапе.

Само мероприятие прошло под эгидой Российского института стратегических исследований (РИСИ), а также Фонда развития евразийского сотрудничества (президент которого, Симонян Мгер Вазгенович, также принял деятельное участие в данной конференции).

Свой собственный доклад в рамках секции, посвященной вопросам обеспечения коллективной безопасности Игорь Николаевич начал с упоминания о принятии в октябре этого года в ходе очередной сессии ОДКБ Стратегии коллективной безопасности данной организации до 2020 года. Также им был особенно подчеркнут тот факт, что в ней впервые были даны конкретные определения понятиям «гибридная война» и «цветные революции» - что, по его мнению, вызвано обострением глобального противостояния между ключевыми игроками в современном мире. Как прямое следствие этого, методы ведения «новой холодной» войны обрели невиданную доселе изощренность (прежде всего в силу возникновения принципиально новых средств коммуникации, а также технологий психологического воздействия на человеческое сознание).

В рамках встречи не было, пожалуй, ни одного доклада, в котором так или иначе не прозвучала бы тема, с одной стороны, отсутствия должного информационного сопровождения процесса евразийской интеграции, а, с другой, выработки эффективных методик противодействия угрозам терроризма и цветных революций в информационном пространстве стран-членов ОДКБ и ЕАЭС. В ходе работы секции, посвященной рассмотрению вопросов безопасности, наряду со многими другими идеями, была высказана мысль о необходимости создания единого информационного пространства Армении, Беларуси, Казахстана, Киргизии и России. Лишь действуя сообща, «единым фронтом» и координируя свои усилия на конкретных направлениях, мы сможем оказать эффективный отпор всем тем многочисленным угрозам, что имеют место в информационном пространстве наших стран, прежде всего – пропаганде ИГИЛ (террористической организации, деятельность которой запрещена на территории РФ по решению Верховного суда), а также угрозе осуществления новых цветных революций на постсоветском пространстве.

Притом, что в форуме приняли участие представители экспертных сообществ всех стран-членов ОДКБ и ЕАЭС, хотелось бы особенно подчеркнуть присутствие на круглом столе, посвященном рассмотрению вопросов безопасности, экс-руководителя Института стратегических и межрегиональных исследований при президенте Республики Узбекистан Сайфулина Рафика Шамурулаевича. Им было напрямую заявлено, что его страна (на данный момент, как известно, не входящая в ЕАЭС и приостановившая свое членство в ОДКБ на неопределенный срок) живо интересуется всеми интеграционными инициативами, имеющими место на постсоветском пространстве. Ныне почивший первый президент Узбекистана Ислам Абдуганиевич Каримов, по мнению узбекского эксперта, будучи человеком прагматичным, рассматривал ОДКБ сугубо с точки зрения выгоды от присутствия его страны в данном интеграционном объединении. Рафик Шамурулаевич призвал своих коллег из ОДКБ не питать никаких иллюзий на этот счет – ОДКБ станет привлекателен для других стран региона лишь в том случае, если будет представлять собой реальную силу, в полной мере адекватную вызовам нашего времени. Одновременно с этим он заверил всех участников круглого стола в том, что Узбекистан остается верен адекватным представлениям о своих собственных национальных интересах, а потому и впредь не допустит на своей территории никакой цветной революции – под каким бы то ни было (демократическим, либо исламистским) «прикрытием». По его словам, другим странам Центральной Азии, а также России следует перенимать опыт его страны в деле подавления экстремистских подполий – по аналогии с тем, как это имело место в Узбекистане еще  2005 году в Андижане.

В заключительной части форума были подведены итоги встречи и принята итоговая резолюция, одним из ключевых пунктов которой стало предложение о создании общественного совета стран ЕАЭС, призванного способствовать продвижению интеграционных инициатив на евразийском пространстве за счет обеспечения Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) экспертно-аналитическим обеспечением.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что процесс евразийской интеграции переживает в настоящий момент этап своего бурного развития – причем как вопреки мировому финансовому кризису, так и усиливающемуся внешнему силовому давлению, а также обострению противостояния России и Запада в информационном пространстве. В свете этих ключевых обстоятельств выстраивание стратегии региональной безопасности в информационной сфере представляется ключевым приоритетом в деле дальнейшего развития и продвижения интеграционных инициатив на евразийском пространстве – прежде всего в форматах ОДКБ и ЕАЭС. Без первоочередного разрешения проблем связанных с обеспечением региональной безопасности никакое полноценное экономическое сотрудничество даже в краткосрочной перспективе не представляется возможным.

Веденеев Илья

Студент 4-го курса бакалавриата факультета Евразии и Востока Челябинского государственного университета, специальность – «международные отношения».

Эксперты из четырёх стран собрались в Эстонии на площадке осенней школы Resilience League 2016 для обмена опытом в сфере укрепления информационной и психологической сопротивляемости «пропаганде Кремля». Разглашать авторство тех или иных мнений за пределами форума его участникам запрещено.

25-29 октября 2016 года в северо-восточной Эстонии проходит Балто-украинская международная осенняя школа «Resilience League: укрепление информационной и психологической сопротивляемости к современным гибридным угрозам».

Как сообщили BaltNews.ee координаторы мероприятия, Resilience League 2016 послужит «отличной площадкой для практиков и молодых экспертов с целью обмена опытом, получения практических знаний и разработки новых методов противодействия враждебному инфовлиянию».

Участие в работе осенней школы принимают 50 экспертов из гражданского и государственного сектора, магистранты и докторанты, местные журналисты, социологи, политологи, историки и специалисты из других областей из Украины, Эстонии, Латвии и Литвы.

Формат осенней школы Resilience League 2016 включает в себя лекционные сессии и интерактивные семинары на основе открытых обсуждений с опытными экспертами из НАТО, Эстонии, Латвии, Литвы и Украины. Все сессии проходят по принципу «Chatham House» (участникам школы запрещено разглашать авторство тех или иных мнений за пределами мероприятия). Организаторы пояснили, что такой принцип необходим для того, чтобы «способствовать откровенности мнений и обсуждений».

Осенняя школа Resilience League 2016 организована при поддержке Фонда Фридриха Эберта и штаб-квартиры НАТО Международным Центром Обороны и Безопасности (ICDS) и Национальным центром повышения осведомленности в безопасности и обороне (Эстония).

Судя по программе мероприятия, его основной акцент сделан на тему навыков противодействия «информационной угрозе», исходящей, как кажется экспертам, от России. 

Некоторые темы сессий:

Как оценить риск и противостоять информационно-психологическим атакам противника?;

Почему и как изображали Эстонию российские СМИ в 2015-2016;

Роль пропаганды в публичной дипломатии России;

Новая фаза информационной кампании России против Украины;

Как Россия использует правила работы западных СМИ для информационных спецопераций.

Карлгаш Карабаева Карлгаш, к. философских н., старший преподаватель кафедры общих правовых дисциплин и политологии Оренбургского государственного университета. Журнал “Евразийский перекресток”. №1. Оренбург, 2015 г.

Состояние современности можно определить как начало новой эпохи в жизни человечества. Мировое сообщество включено в новую реальность, в которой, с одной стороны, выделяется стремление к глобальной коммуникации и культурному взаимодействию, а с другой – происходит столкновение интересов в политической, культурной, религиозной сферах. Глобализационные процессы, имеющие различные грани своего существования, влияют на условия жизни современных государств и заставляют обратиться к поиску новой мировоззренческой основы. Как справедливо отмечает российский исследователь В.С. Степин: «Сегодня одной из важнейших задач социально-гуманитарного анализа становится исследование современных изменений в культурах, формирования в них точек роста новых ценностей как условие выхода из глобальных кризисов. На этой основе возникают и новые аспекты диалога культур, его нацеленность на выработку новых мировоззренческих смыслов, которые могут быть восприняты различными культурами и обеспечить устойчивое развитие человечества при сохранении его культурного многообразия» [4].

Идея о необходимости сохранения культурного многообразия является эстетически притягательной для многоконфессиональных государств, в реализации, которой требуется государственная политика, направленная на закрепление приоритета защиты права народов на самоопределение; создание условий для широкого распространения юридических знаний и повышения уровня правовой культуры населения; постоянное улучшение качества образования; обеспечение гарантий социальной защиты человека. Не обращение должного внимания на данные направления государственной политики представляет собой угрозу для благополучного современного существования человека, общества и государства. Как замечает заместитель министра иностранных дел РФ Г.М. Гатилов: «На протяжении веков в нашей стране проживали рядом друг с другом представители разных народов. Мы отдаем себе отчет в том, к чему может привести неблагоприятное развитие ситуации в других регионах мира. Все, что там происходит в религиозном и культурном плане, отражается и на нашей жизни. Поэтому укрепление принципов морали в политике, учет специфики различных культур, являются приоритетами российской дипломатии» [4]. Деятельность, направленная на становление единых ценностных основ сосуществования современных народов, наций и этносов, должна стать приоритетной для государств, международных объединений, общественных организаций, политических лидеров.

Обращаясь к теме евразийских ценностей, следует отметить, их потенциальную силу мировоззренческого характера, как для отдельного государства, так и для объединения государств. Созидание евразийских ценностей является важнейшей предпосылкой для сохранения человеческого достоинства; определения равновесия права народов на самоопределение, с одной стороны, и государственных и межгосударственных интересов – с другой.

Одной из главных задач диалога культур является создание единого духовного пространства, необходимого для взаимопонимания, взаимоуважения и сосуществования различных культур. Единые мировоззренческие универсалии необходимы и для дальнейшего развития современных государств в рамках становления гражданского общества и открытого культурного диалога. В свете глобализационных процессов назрела необходимость выработать наднациональные ценности, универсального мировоззренческого характера. В данном отношении выделяется значение, для современной реальности, евразийских ценностей, которые имеют этико-правовую основу. Они становятся фундаментом для переосмысления человеческого поведения, трансформации сознания личности и общественного сознания, способствуют повышению уровня правовой и общей культуры человека, определяют политику современных государств.

Евразийские ценности обращаются к ценностям нормативной этики, в центре которой выделяются диалектика добра и зла, а также базовые категории: свободы и ответственности, справедливости и долга, чести и достоинства человека и др. Евразийские ценности, соприкасаясь с глубинными основами человеческого существования, с одной стороны, затрагивают моральное содержание личности человека, а с другой – имеют надличностный, наднациональный, надгосударственный характер, затрагивая сферу права. Современный исследователь Коломиец Г.Г., рассматривая категорию достоинства человека, выделяет следующую мысль: «Если в нормативной этике базовой ценностью человеческого достоинства являлось долженствование, связанное с осознание того, что гарантом нравственного закона выступает высшее благо, а в ненормативной этике XIX – начала XX в.в. этика человеческого достоинства приобрела психологический аспект в границах того же долженствования, то современное понимание достоинства человека требует выхода на человека творческого, творящего науку и искусство, самого себя и «мультикультурное» пространство и вместе с тем ответственного, осознающего свою принадлежность к сложным саморазвивающимся системам» [6].

Евразийские ценности, закрепляя идею единства в культурном многообразии в аспекте всеобщего блага, определяют ценность достоинства человека, органично существующего в национальном, общественном, государственном пространствах. Так, например, следует отметить, что национальная принадлежность является естественной основой существования человека. По мнению известного современного исследователя в сфере этики А.А. Гусейнова: «Национальная принадлежность совпадает с личностным ядром человека, человеческим достоинством и, следовательно, национальные чувства требуют предельно чуткого, уважительного отношения» [4]. Кроме того, согласно взглядам А.А. Гусейнова: «Среди множества подходов и оттенков в понимании нации два являются наиболее обсуждаемыми. С одной стороны, нация рассматривается как некая исторически сложившаяся общность, которая выстраивается в ряд: племя, народность, нация, характеризуется общностью исторических судеб, культуры, языка, психологического строя. Согласно этой концепции каждая нация стремиться политически оформиться в государство, она стремиться к суверенитету. С другой стороны, нация на основе обобщения опыта национального развития, прежде всего европейского, интерпретируется как некий политический конструкт, следствие и выражение, фиксация государственной общности. В соответствии со вторым подходом национальная принадлежность оказывается синонимом государственной принадлежности» [4]. Евразийское ценностное определение категории достоинства человека наполняется наднациональным содержанием с сохранением онтологических характеристик личностного ядра человека.

Евразийские ценности имеют также правовую основу, выражаемую значимостью правовых ценностей: свободы, справедливости, прав и свобод человека, социального прогресса, правопорядка. Наиболее существенное предназначение евразийских ценностей в аспекте права – это развитие культа мира, имеющего международное значение. Международная жизнь должна регулироваться нормами права, морали, этики. Таким образом, социальные нормы в свете евразийских ценностей приобретают важное юридическое значение в аспекте ценности содружества народов, наций, государств. Так, согласно мнению Судьи Конституционного Суда РФ Г.А. Гаджиева: «Когда политическое пространство соприкасается с пространством права, оно не должно действовать, руководствуясь принципом эскобарства (цель оправдывает средства – примеч. К.Д.). Политическое пространство должно быть пронизано идеями этики. Руководствуясь реальной политикой, как конституционной, так и правовой, нельзя забывать о том, что конституционно- правовая этика – это ядро и политики, и права» [4].

Евразийские ценности, являясь основой для переосмысления человеческого существования, способны наполнить новым ценностным содержанием современное общественное сознание. Общественное сознание является многокачественным явлением, важными его формами выступают: мораль, право, политика, наука, искусство, религия и т.д. Каждая, из которых находится во взаимодействии с другими формами, сохраняя при этом свои предметные особенности. Так, например, В.С. Барулин выделяет следующее: «общественное сознание отражает богатство общественной жизни. Если обыденное сознание, общественная психология, идеология, теоретическое сознание отличаются, прежде всего, по уровню отражения, способу существования, социальным функциям и т.д., то основной критерий форм общественного сознания содержательный» [2].

В русле актуализации евразийских ценностей следует обратиться к вопросу взаимосвязи права и морали. Известным является то, что мораль пронизывает все сферы общественной жизни, создавая моральные отношения, которые определяются как «особый вид общественных отношений, представляющих собой совокупность зависимостей и связей, возникающие у людей в процессе их нравственной деятельности» [9]. Сознание моральное является отражением социального бытия людей и рассматривает явления и поступки не с точки зрения их причинной обусловленности, а с точки зрения их моральной ценности. В содержание понятия «моральные ценности» включают, во-первых, нравственное значение, достоинство личности (группы лиц, коллектива) и ее поступков или нравственные характеристики общественных институтов; во-вторых, ценностные представления, относящиеся к области морального сознания, – моральные нормы, принципы, идеалы, понятия добра и зла, справедливости, счастья [9].

В идеальном аспекте нравственная основа общества составляет ее духовный фундамент, позволяющий каждому ее члену свободно и достойно самореализоваться, созидать новое на благо будущего народа, государства, человечества. Нравственность в некотором смысле определяет процесс человеческого самовосставления общества в целом. Индивидуальная нравственность существует в условиях общественной (т.е. в системе идей, взглядов, норм, представлений, традиций, имеющих надличностный, не персонифицированный характер). Индивидуальная нравственность во многом зависит от содержательных смыслов общественной нравственности, на которую прямое воздействие оказывают историческое прошлое народа, нации, государства, а также современное состояние национального права, политики, культуры, религии, образования, и т.д. Кроме того еще более сильное влияние, на наш взгляд, оказывает существующая система международных отношений, включая международное право, политику, идеологию.

Право и мораль универсальны в том отношении, что адресуются всем членам общества и призваны выражать интересы большинства людей, имеющих общий взгляд на общественное и государственное устройство. Потенциальная сила права кроется в существовании в общественном сознании добровольного принятия установленных правовых норм, в которых находят свое отражение нравственные ценности. Моральное содержание в некотором смысле «оживляет» право и придает ему действенный характер.

Однако в настоящее время одной и самых сложных проблем в сфере права является возрастание правового нигилизма. Так, например, профессор Э.Л. Садыкова связывает «проблему правового нигилизма с ценностным вакуумом, который сегодня образовался в российском обществе» [4]. В этой связи следует отметить то обстоятельство, что все социальные сферы связаны между собой, неблагополучие и проблемы в одной сфере неизбежно отражаются или становятся причиной негативных явлений в другой. Академик Запесоцкий А.С. справедливо отмечает: «Не существует проблем только юридических, или только экономических, или только проблем культуры и нравственности. Мы должны анализировать и культурный аспект, и ментальность, и юридический аспект, и т.д.» [4].

Духовная сфера жизни общества тесно связана с функционированием специализированных социальных институтов, оказывающих влияние на содержание общественного сознания, культуру, поведение человека. В данном отношении велико значение СМИ, которые играют ключевую роль в формировании современных представлений о мире, человеке, государстве и т.д. По справедливому замечанию исследователя в сфере психологии профессора Ю.П. Зинченко: «СМИ превращаются в ключевой системообразующий фактор всего духовно-нравственного пространства страны, влияющий на формирование картины мира, систему ценностей, интересов и установок, культуры речи и бытового поведения. В настоящее время наблюдается англосаксонская доминанта в международном информационном пространстве» [4]. Роль СМИ в актуализации евразийских ценностей, трансляции цивилизационного равенства культур, формировании евразийского пространства является существенной. Говоря о цивилизационном равенстве культур нельзя смешивать это понятие с понятием юридического равенства, предполагающего равенство субъектов права. [4]. Основываясь на идеи о том, что каждая культура имеет свою логику существования, исключая понятия лучшая или худшая культура, возникает необходимость признания единого цивилизационного пространства, которое априори предполагает цивилизационное равенство культур, существующих в данном пространстве.

Евразийские ценности имеют мировоззренческую основу, способную определить направления дальнейшего развития государств, близких в культурно-историческом аспекте. Поэтому предстоит творчески созидать евразийскую реальность, закрепляющую приоритет интересов человека, государственной целостности, свободы развития межгосударственных отношений на основе соблюдения норм и принципов международного права.

Впервые идеи о необходимости становления евразийского мировоззрения прозвучали в среде российских эмигрантов, оказавшихся за пределами страны после революции 1917 г. Идейными основателями евразийского движения стали Н.С. Трубецкой, П.Н. Савицкий, Г.В. Флоровский, П.П. Сувчинский. В 1923 году к ним присоединился философ Л.П. Карсавин. В августе 1921 года в г. Софии вышла в свет коллективная монография под общим названием «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Сами евразийцы определяют себя как особое идейное объединение. Так, например, Н.Н. Алексеев пишет: «Мы являемся объединением идеологическим и всегда себя опознаем, как таковое объединение. У нас имеется не только программа, нас объединяет доктрина, совокупность догм, целое миросозерцание, целая философия» [1].

Понятие «евразийство» на современном этапе гуманитарного знания трактуется и раскрывается в различных аспектах. Во-первых, «евразийство» представлено как геополитическое учение, содержание которого выражает идея географической особенности «срединной части» Евразии, при этом выделяется общность исторических судеб населяющих ее народов, имеющих единое экономико-политическое будущее (А.А. Грицанов) [3]. Во-вторых, определение евразийства предстает в культурологическом аспекте, где решающую роль играет идея России как особого культурного мира, синтезирующего духовные основы Западного и Восточного миров (В.А. Кондрашов) [7, с. 224]. В-третьих, существует идея о том, что евразийство – это особого рода течение, которое не принадлежит ни историческим, ни философским, ни политическим направлениям, а являет собой полидисциплинарное течение, сформированное представителями разных научных сфер (Г.В. Жданова) [5,]. В-четвертых, «евразийство» трактуется как идейно-философское направление и общественно-политическое учение, соединяющее три различные мировоззренческие установки, разработанные П.Н. Савицким, Н.С. Трубецким, Г.В. Флоровским, а также выделяется идея доминирования особого евразийского учения, имеющего глубокие связи с традициями русской религиозно-философской мысли (В.П. Кошарный, М.А. Маслин, А.В. Соболев) [8].

Евразийцами были созданы научные работы, посвященные философии, географии, истории отечества, этнической истории народов, музыкальной тематике, отличающиеся высоким научным уровнем. Это объясняется тем, что участники евразийского движения, как основатели, так и их последователи, были выдающиеся российские ученые конца XIX середины ХХ века. Среди них помимо главных идейных основателей выделяются: Г.В. Вернадский – историк и геополитик; Н.Н. Алексеев – правовед, политолог, историк; А.С. Лурье – композитор и музыкальный критик; В.Н. Ильин – историк культуры, богослов; первоначально к евразийцам примыкал и П.М. Бицилли – историк и философ культуры, литературовед.

Особенно привлекателен новаторский и преобразовательный характер феномена евразийства, который остается актуальным для современной действительности. В качестве необходимого основания будущего государства евразийцами выделяется общность культурно-исторического наследия народов России-Евразии. При этом содержание понятия «народ» евразийцы определяют расширительно. Так, историк и правовед Н.Н. Алексеев подчеркивает: «Мы считаем «народом» или «нацией» не какой-нибудь случайный отбор граждан, удовлетворяющих условиям всеобщего избирательного права, но совокупность исторических поколений, прошедших, настоящих и будущих, образующих оформленное государством единство культуры» [1].

Философия евразийства является актуальной попыткой переосмысления прошлого и настоящего России, своеобразным прочтением российского культурно-исторического развития. Для современной действительности евразийская модель российской государственности, как нам представляется, имеет потенциальную политическую и эстетическую основу.

Обращая внимание на то, что современное существование человека, общества и государства происходит в условиях глобализации и характеризуется взаимозависимостью, сближением человеческого сообщества в различных сферах экономики, политики, права, науки, существует необходимость проведения государственной внешней политики, способной обеспечить будущее сосуществование евразийских народов в рамках единой открытой коммуникативной реальности. На сегодняшний день признанным является тот факт, что именно партнерство цивилизаций и культур является высшей формой сотрудничества при решении глобальных проблем. Как отмечает британский благотворительный деятель Майкл, финансирующий общественно полезные проекты в областях культуры, сохранения исторического и культурного наследия, здравоохранения, образования в России: «В решение проблем глобализации большой вклад может внести культура. Мы должны строить отношения, основанные на взаимном понимании, учитывая культурное многообразие. В качестве иллюстрации этого тезиса можно упомянуть организации, которые работают в области общественных связей: они изучают личность с разных сторон и делают выводы, что на человеческую личность оказывают влияние образование и культура» [4].

В то же время интегративные процессы глобализации конца XX – начала XXI века, как отмечают многие современные философы, сопровождаются кризисом современной техногенной цивилизации, вызвавшей экологический и антропологический кризисы. В результате этого существует проблема перехода от техногенной цивилизации к гуманистической, сопровождающейся глобализационным поиском новой культурной идентичности человека. Известная теория мультикультурализма о необходимости достижения человечеством единства в многообразии существующих культур, по заявлению современных философов, культурологов, политиков, в практической действительности испытывает кризисные явления. По мнению доктора философских наук А.Я. Флиера : «В мультикультурном государстве фактически утрачивается культурное единство общества, а ведь оно нужно не только ради гуманитарных идей, это важнейший инструмент социальной самоорганизации общества. А мультикультурное общество, где нет единых обычаев, неизбежно быстро превратиться в полицейское государство» [4]. Исследователь глобализационных процессов профессор А.Н. Чумаков подчеркивает: «Попытки межкультурного диалога и то, что в Европе культурализм буквально терпит поражение, не учитывают разный уровень цивилизационного развития людей. Говоря о цивилизации, мы имеем ввиду культурные отношения. Говоря о цивилизации, мы говорим о культуре отношений. Каждый из нас, каждая социальная общность и государство – это культура цивилизационной системы, а это означает, что культура – это внутренняя характеристика и внутреннее содержание, а цивилизация — внешняя» [4].

Сущностная характеристика и потенциальное предназначение теории мультикультурализма содержательно раскрывается академиком А.Н. Нысанбаевым: «Мультикультурализм призван преобразовать поле культурной, политической, социально-статусной и прочей этнической конкуренции в пространство сотрудничества, диалога, полифонии. Мультикультурализм в обязательном порядке должен сопровождаться интеграционными процессами. Вместе с тем в политической практике и гуманитарном дискурсе распространенной является интерпретация мультикультурализма, разрушающая само его основание. Мировой опыт реализации моделей мультикультурализма доказывает, что политика привилегий для меньшинств (этнических, конфессиональных, языковых и т.п.) не решает тех исходных задач, ради которых эти шаги предпринимались. Наоборот подобная эксклюзивность лишь провоцирует напряжение и фрагментацию современных полиэтнических сообществ, препятствует их интеграции в политические нации» [4].

На фоне существующих глобализационных процессов, в реализации государственной политики, направленной на развитие дружественных межгосударственных отношений, доминирующее значение имеет право и мораль. Право, выполняя функции охраны общественных отношений и защиты законных интересов человека способно обеспечить правовую основу для развития конкурентоспособного государства на международном уровне. По справедливому замечанию заслуженного юриста Российской Федерации Г.М. Резника, право – это «единственный инструмент, который позволяет выстроить консенсус, когда люди одной страны образуют политически единую нацию, живущую по общим для всех законам» [6]. Право обладает возможностью закрепить естественное единство людей, которое определяется ценностью единого происхождения от человеческого рода.

Евразийская модель государственности и межгосударственных отношений, развиваемая на основе становления универсального евразийского мировоззрения, способна стать вектором дальнейшего взаимодействия культур с выделением ценности симфонического единства народных субъектов на евразийском пространстве. Поэтому в евразийстве для современной действительности особую значимость приобретают евразийские ценности, которые могут стать основой для перехода от либеральных идей потребительского общества к идее наднациональных ценностей, необходимых глобализирующемуся миру, взывающего к мировоззренческим переменам.

Примечания:

1. Алексеев, Н.Н. Евразийцы и государство / Н.Н. Алексеев // Евразийская хроника. – 1927. – Вып. 9. – С. 150-180
2. Барулин, В.С. Социальная философия: Ч.1 / В.С. Барулин – М. Изд-во МГУ, 1993.
3. Грицанов, А.А. Евразийство. / А.А. Грицанов // Новейший философский словарь / Сост. А.А. Грицанов. – Минск: Издательство В.М. Скакун, 1998. – С. 232.
4. Диалог культур в условиях глобализации: XII Международные Лихачевские научные чтения, 17-18 мая 2012 г. Т.2: Материалы. – СПб.: СПбГУП, 2012. – 212с.
5. Жданова, Г.В. Историософия евразийцев в современных публикациях / Г.В. Жданова // История мысли. Русская мыслительная традиция. – М., 2003. Вып. 2.
6. Коломиец, Г.Г. К проблеме человеческого достоинства в стратегии диалога культур / Г.Г. Коломиец // «Образ России в кросскультурной перспективе», материалы международной научной конференции, 13 апреля 2012 г. / под общ. ред. Н.Г. Багдасарьян, отв. ред. Н.Е. Мельникова. – Дубна: Междунар. ун-т природы, общества и человека «Дубна», 2012 С. 58 – 63.
7. Кондрашов, В.А. Евразийство / В.А. Кондрашов // Новейший философский словарь – Ростов на Дону: «Феникс», 2005. С. 224-225
8. Кошарный, В.П. Евразийство / В.П. Кошарный // Русская философия: Энциклопедия под ред. М.А. Маслина. – М.: Алгоритм, 2007. – С. 165-166
9. Словарь по этике / под ред. И.С Кона. М.: ПОЛИТИЗДАТ, 1975.

Алексей Палкин, к. юридических н., научный сотрудник Института степи Уральского отделения РАН. Журнал «Евразийский перекресток». №2. Оренбург – Астана, 2015 г.

По мнению аналитиков, Евразийский экономический союз послужит центром дальнейших интеграционных процессов. Он будет формироваться путем постепенного слияния существующих структур — Таможенного союза и Единого экономического пространства. Если перспективный вектор геополитической интеграции Евразии на постсоветском пространстве, в целом, определен, то, что же будет служить внутренним стержнем и основой проведения этой политики в рамках евразийского пространства? «Евразийцы» и Л.Н. Гумилев таким стержнем и основой видели Великую степь Северной Евразии, протянувшуюся широтно по востоку континента от Алтая до Дуная. Только степь способна осуществить соединение между различными ареалами цивилизаций, «…тот, кто владел степью, легко становился политическим объединителем всей Евразии» [1].

Степь не только занимает срединное положение в географической структуре континента, она сыграла исключительно важную роль в истории человечества. Несколько тысячелетий степь служила ареной великих переселений и военного противостояния. Именно здесь стало возможным одомашнивание копытных животных, в первую очередь, лошади в V-IVтыс. до н. э. и формирование древнейших в Северной Евразии очагов металлообработки и металлургии. По степному коридору от Центральной Азии до Средней Европы и в обратном направлении шел культурный обмен между цивилизациями. Мало того, в самой степи сформировалось сложное, но единое этнокультурное пространство, где возникали и распадались древние и средневековые империи: скифо-сарматский союз, тюркские каганаты, Золотая Орда — своего рода предшественники Российской Империи [2].

В истории нашего Отечества степи всегда играли важную, а иногда и определяющую роль для становления политических и социально-экономических институтов. У Древнерусского государства было по сути две столицы: Киев на южной границе со степью, осуществлявший связи с Восточным Средиземноморьем и Азией; Великий Новгород на севере в лесной зоне, имеющий выход в Балтику и Западную Европу, контролировавший экономические отношения на крайнем севере Евразии. После распада Золотой Орды в Московское государство входят степи Дикого поля, включая Подонье и Поволжье. К концу XVII века Российское государство, благодаря землепроходцам, вышло через Чукотку, Камчатку и Амур к Тихому океану, а позднее и на Аляску. Большая же часть степного пояса Евразии, к востоку от Волги, оставалась вне государственных интересов России.

Ситуация кардинально изменилась в начале XVIII века. Российское государство, благодаря стараниям Петра Великого и его последователей, прорубает два окна: «окно в Европу» г. Санкт- Петербург и «окно в Азию» — г. Оренбург. Организация Оренбургской экспедиции (позднее – Оренбургской пограничной комиссии) в 1734 году и основание Оренбурга в 1743 году, безусловно, воплощали те же стратегические проекты укрепления границ Российской империи и создания опорных пунктов распространения её политического и экономического влияния. Оба города основаны централизованно, как пограничные крепости благодаря императорским указам. Петербург и Оренбург — воплощение одного грандиозного геополитического проекта первой половины XVIII века. Петербург стал центром нового колонизируемого пространства на северо-западе России. Новая Санкт-Петербургская губерния являлась русским коридором в финно- угорском мире с выходом в Балтику и Атлантику. Оренбургская губерния (затем – край, область) — русский коридор в тюркском мире между Башкирией, Татарией и Казахстаном с выходом в Центральную Азию.

В истории Российской Империи, а затем и Советского Союза были периоды, когда Петербург и Оренбург переставали быть приграничными городами. Но с распадом Российской Империи и СССР они вновь приобретали приграничный статус. На протяжении XVIII—XIX веков, а также в 20-х годах XX века, Оренбург выполнял роль столицы казахских степей. К настоящему времени он утратил практически все черты крупного трансграничного центра федерального значения, уступая свои функции Самаре, Саратову, Астрахани, Челябинску, Омску.

Вместе с тем у Оренбурга осталась функция, на которую не может в равной с ним мере претендовать ни один город на всем степном пространстве от Дуная до Алтая — это функция степной столицы. Уникальность Оренбурга заключается не только в том, что он почти полтора века был «окном» России в Азию, но и в том, что в силу значительной удаленности столицы государства в Санкт- Петербурге, а затем в Москве от азиатских просторов, Оренбург выполнял роль своеобразного дублера столицы в степи с передачей части дипломатических и социально-экономических полномочий Оренбургскому генерал-губернатору, что особо просматривается, когда Оренбургским генерал-губернатором был В.А. Перовский и в Оренбурге располагался Азиатский филиал МИДа России. Географический департамент Оренбургской губернии являлся центром изучения огромного края площадью 2 млн. км. кв., расположенного на границе Европы и Азии, через Оренбург проходили пути академических экспедиций по Уралу и Казахстану, в Оренбурге делал последние свои приготовления перед азиатским походом Н.М. Пржевальский. А способствовало всему этому верно найденная стратегическая и географическая точка под строительство Оренбурга на юго-восточном рубеже России. В Новое время Оренбург выполнил свою историческую миссию, степи Северной Евразии были почти полностью объединены в одно целое.

Инициаторы создания Евразийского союза, решая политические и социально-экономические интеграционные проблемы, включая формирование союзного центра, развитие транспортной инфраструктуры («Трансевразийская» железная дорога и автомобильная магистраль), могли бы вновь вернуться к «Оренбургскому проекту». Создание союзного центра в Москве или же временных центров и представительств в других столицах стран — членов Евразийского союза при попеременном председательстве, крайне нецелесообразно. В первом случае, легко прогнозируется негативное общественное мнение мирового сообщества и населения стран Евразийского союза, включая Россию, — локализация союзного центра в столице РФ однозначно подчеркнет имперские амбиции Москвы в их военно-политическом аспекте и дискредитирует интеграционные начала проекта в зародыше. Во втором случае, Евразийский союз теряет стабильный политико- административный центр, приобретая размытые очертания СНГ. Оптимальным межгосударственным решением проблемы может стать размещение союзного центра в трансграничном регионе России, на границе с Казахстаном, в географическом центре степей Северной Евразии — в г. Оренбурге. В наши дни Оренбург является важнейшим центром развития нефтегазовой промышленности России, центром переработки казахстанского газа и его транспортировки. После отмены таможенных ограничений, роль Оренбурга, как важнейшего центра транзитной торговли России с Казахстаном и республиками Средней Азии, неизбежно вырастет.

Интеграция постсоветских государств в Евразийский союз, несомненно, отвечает вызовам эпохи глобализации. Полноценная интеграция невозможна без модернизации транспортной системы, связывающей экономические центры и столицы государств, потенциальных членов Евразийского союза — Москву, Минск, Киев, Астану, Бишкек, Ташкент, Ашхабад между собой и со столицами важнейших политических и экономических партнеров в Европе и Азии. Современные технологии строительства сверхскоростных железнодорожных и автомобильных магистралей могут вдохнуть жизнь в трансевразийский проект великого французского инженера и подвижника Фердинанда Лессепса, чье имя связано со строительством Суэцкого и Панамского каналов, предложившего еще в 1872 году построить крупнейшую в мире железную дорогу с транспортной развязкой в г. Оренбурге, связывающую страны Европы с Азией, включая Индийский субконтинент. Уже сегодня в Оренбурге стыкуются железные дороги ведущие из Средней Азии и Казахстана в Москву, Киев и Минск. Проект строительства «Нового шелкового пути» Москва – Пекин может превратить Оренбург в крупнейший экономический и политический региональный центр Евразийского пространства [1].

Примечания:

1. Савицкий П.Н. Евразийство (опыт систематического изложения) // Континент Евразия. – М., 1997. – С. 42.
2. Чибилев А.А., Богданов С.В. Наследие кочевнических империй в ландшафтах степей Северной Евразии // Вестник Российской академии наук. Т.79, No 9, сентябрь 2009. – С. 823-839.

Декларация

Первый съезд Евразийской организации принимает от имени всего Евразийства следующую Декларацию:

I. Как система мировоззрения и жизни евразийство покоится на религиозной основе. Православные евразийцы придают первостепенное значение Православию в его обращенности к социальной жизни как праведному началу, на котором строится евразийское государство труда и общего дела. Евразийцы, принадлежащие к другим исповеданиям России–Евразии, подходят к тем же задачам от глубины своих религиозных убеждений.

II. Утверждая религиозный характер своей системы, евразийцы признают в то же время область религиозных убеждений сферой безусловной свободы. Никакое принуждение здесь неприменимо.

III. Евразийцы, исходя от религиозных основ, придают исключительно большое значение понятию и явлению личности. Но личность не воспринимается евразийством в отрыве от соборного целого. Служению общему делу должны быть посвящены все ее силы. Из этого служения вытекают и им оправдываются ее права.

IV. Своей основной задачей евразийцы считают практическую организацию жизни и мира. Наиболее мощным орудием этой организации они признают государство. Во имя осуществления своих целей, они стремятся к овладению государственным аппаратом.

V. Евразийский государственный строй определяется как идеократия.

VI. Евразийская идеократия осуществляется евразийским ведущим отбором, духовной и практической основой образования коего является действенное служение евразийской идее.

VII. Евразийский ведущий отбор осуществляет государственную деятельность через систему свободно избранных советов.

VIII. Утвержденные в основном законе права ведущего отбора обеспечивают начало преемственности и постоянства в государственном строе.

IX. Из самого существа Евразийства вытекает, что национальностям России–Евразии Евразийское государство гарантирует возможность действительно свободного культурного развития, подлинного самоуправления и сотрудничества всех евразийских национальностей. Всего этого нет при коммунистическом режиме.

X. Утверждая культурную и историческую самобытность мира России–Евразии и исходя в своем мировоззрении из основ религии и ценности личности, как индивидуальной, так и коллективной, евразийцы признают за остальным миром и его делениями на разнообразные культуросферы права на самостоятельное развитие и самобытное творчество. Единение всего мира они видят не в стандартизации, являющейся скрытой целью буржуазной западной культуры и открытой задачей III (коммунистического) Интернационала, а в действенном союзе разнородных и даже вовсе отличных друг от друга культур, на основе единства экономических интересов и общей воли к служению ближнему. Не в насильственной нивелировке под одну меру, а в творческом соборе трудящихся всех рас и национальностей они видят то истинное братство людей, к которому человечество призвано великими заветами своей истории.

XI. Евразийскому государству евразийцы ставят два задания:
а) задачу организации жизни особого мира России–Евразии; б) задачу духовной и экономической эмансипации трудящихся.

XII. Средство к осуществлению обоих заданий евразийцы видят в построении государственно-частной системы хозяйства. В ней государственное хозяйство и государственный план кладутся во главу угла. То и другое направлено: 1) на укрепление экономической независимости России–Евразии; 2) на обеспечение интересов трудящихся.

XIII. Евразийская государственно-частная система служебна в отношении интересов трудящихся. Частное начало признается в ней в функциональном порядке, т. е. поскольку оно выполняет определенную функцию по поднятию общего благосостояния и заполнению тех пробелов и прорывов в производстве и распределении, которые оставляет государственное хозяйство. По утверждению евразийцев, государственно-частная система наиболее продуктивна в экономическом смысле.

XIV. В евразийской государственно-частной системе частные предприниматели являются не классом, а профессией, имеющей функциональный характер. Законодательство Евразийского государства должно быть направлено к обеспечению действительного проведения в жизнь этого положения.

XV. Частный сектор путем обязательного синдицирования организационно связывается с государственным и вводится в рамки планового хозяйства. Государственно-частная система, обеспечивая свободу хозяйственного самоопределения личности, не выходит в то же время за рамки планового хозяйства.

XVI. Всем трудящимся обеспечивается свобода выбора хозяйственных форм и видов заработка. В частности, рабочим гарантируется свобода выбора между работой в государственном или частном предприятии, крестьянам – между работой в совхозе, колхозе или своем единоличном хозяйстве. Крестьянам обеспечивается свобода перехода в рабочие, а рабочим – свобода такого же перехода в крестьяне.

XVII. Евразийцы всецело разделяют проводимое в политике ВКП(б) принципиальное признание социального строя служебным в отношении интересов трудящихся и приветствуют план индустриализации как усилие к обеспечению экономической независимости особого мира России–Евразии. Но они решительно заявляют, что осуществление этого плана осложнено множеством ненужных и вредных, с их точки зрения, моментов.

XVIII. Евразийцы решительно отвергают материалистическую философию марксизма. Сам марксизм, отрицая в теории самостоятельное значение идеи, своею исторической ролью подтверждает решающее значение идеи в истории. Поэтому для евразийцев неприемлемы все элементы коммунистических планов, связанные с пропагандой материалистических идей.

XIX. Осуществление коммунистического плана индустриализации, в его нынешнем варианте, связано с полным порабощением личности, проявляющемся в насильственном уничтожении частного сектора, насильственной коллективизации, тенденции к прикреплению рабочих к предприятию и т. д. Всё это проводится коммунистами в угоду отвлеченному догмату полного обобществления, вопреки соображениям экономической целесообразности. Этой стороне Плана евразийцы противопоставляют лозунг государственно-частной системы, которая ставит на службу интересам трудящихся и задачам обеспечения экономической независимости страны все наличные ее силы.

XX. Отказ коммунистической теории и практики от использования полностью и без догматической предубежденности всех возможностей как государственного, так и частного сектора России–Евразии приводит к постоянным перебоям, снижению и отрыву от реальности государственного строительства. Неизбежно должен наступить момент, когда среди коммунистов те, которые не утратили чувства реальности, должны будут обратиться к лозунгам и целям Евразийства.

XXI. Предвидя и приветствуя такое обращение, евразийцы подчеркивают полную независимость Евразийского дела от принципов и установок коммунизма. Евразийцы стремятся к преображению существующего в СССР строя на основе Евразийства.

ФОРМУЛИРОВКА

Введение

Евразийство есть российское пореволюционное политическое, идеологическое и духовное движение, утверждающее особенности культуры Российско-Евразийского мира.

С теоретической стороны своеобразие евразийской культуры обосновывается рядом признаков, которые были выделены и описаны в евразийской литературе,  а именно: географическими особенностями месторазвития евразийской культуры;  особенностями наречий того языкового союза народов, которые населяют Россию – Евразию; особым мироощущением,  отличающим евразийские народы и обусловленным особым складом их душевной и духовной жизни и особым от остального мира историческим процессом.

Евразийцы считают, что все названные физические, душевные и духовные особенности находятся в глубокой внутренней связи и образуют природу культурной личности России –  Евразии. Судьбы евразийского мира в основном и важнейшем протекают особо от судеб стран к западу от нее  (Европа),  а также к югу и востоку от нее (Азия). Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сотрудничества, которые трудно достижимы для них в отношении народов Европы и Азии. В душе евразийских народов слышится особый созвучный ритм,  и в этом смысле культурная личность России –  Евразии является симфонической.

В согласии с выводами современной социологии и философии истории евразийцы учат, что культурная личность есть не простая сумма входящих в нее единичных людей, но некоторое высшее соборное единство, живущее своей собственной жизнью и имеющее собственную историческую судьбу. Из скрытых подсознательных глубин этой жизни истекает
сложный поток явлений, в совокупности своей именуемых отдельной самостоятельной культурой. Своеобразие евразийской культуры развертывалось в истории российско-евразийского мира. Оно выражалось и в укладе всеевразийской державы Чингисхана и его преемников в XIII – XIV вв., и в строе Московского Государства XV – XVII вв., и в огромном здании Российской Империи XVIII – XX вв., – несмотря на стремление подражать Западу, несомненно представлявшей собой политическое образование, не имевшее подобного ни в Европе, ни в Азии. Оно проявляется также и в современном СССР, несмотря на идеологический западнический его уклон и даже вопреки ему. Оттого-то Петр I и Ленин суть евразийские варианты на заданные Западом и развернутые в евразийском месторазвитии социально-политические темы.

В учении своем об особой культурной личности Евразийство не придерживается тех крайностей, которые свойственны многим органическим теориям общества. Для Евразийства культурная личность не поглощает всецело отдельного человека, напротив того, она существует через духовную жизнь отдельных людей. У культурной личности нет иного органа для выявления своей внутренней жизни, кроме сознания отдельного человека. Культурная личность есть, таким образом, соборное единство всех входящих в нее индивидуумов – прошедших, настоящих и будущих,
со всеми отображающими своеобразие культуры духовными и физическими качествами. Каждое поколение людей отражает только часть этих качеств, в полноте своей раскрывающихся в целостной истории отдельной культурной личности.

Евразийцы считают, что в истоках своих телесную организацию евразийская культура унаследовала как от древней Руси, так и от великой державы Чингисхана. Культура эта проникнута христианскими традициями Византии и испытала на себе влияние духовных заветов религий Азии. Сочетание этих элементов образовало величие Московской Руси, татарской в основном по своей материи, восточной и византийской по своему духу. Возникшее во второй половине XVII в. и ставшее преобладающим в эпоху Империи стремление подражать Западу внесло значительные изменения в материальную и духовную природу российско-евразийского мира, однако не уничтожило его своеобразия.

Для западного человека и Империя была царством «азиатским» или «полуазиатским», так же, как «азиатским» является для него и современный коммунизм. Для евразийцев прошлое России не есть просто царство «азиатской тьмы». В сознании величия этого прошлого они стремятся опознать его положительные стороны, принять их и усвоить, развить и поднять навысшую ступень. В этом смысле Евразийство есть учение самобытническое, хранящее идею исторической преемственности и противопоставляющее себя подражательному западничеству. Евразийству совершенно чуждо некритическое отрицание Запада, так же, как и его некритическое приятие. Евразийцы ценят могущественное деятельно-волевое напряжение, свойственное западному человеку, социальный пафос, вдохновляющий общественные идеалы западной культуры, дерзновенный дух исканий, приведший к великим научным открытиям и вызвавший небывалый рост технических и производительных сил. Но нельзя отрицать наличие серьезного послевоенного духовного и социального кризиса западной буржуазной культуры, как не отрицает его и сам Запад.

Русская Революция, совпавшая во времени с этим кризисом, ныне выдвигает свободную инициативу евразийского культурного творчества, и Евразийские народы призываются не только к самостоятельному построению основ собственного бытия, но и к участию в идейном руководстве судьбами мира. Оттого евразийское самобытничество не замыкается в себя, но ставит перед собой великие вселенские задачи. Евразийцы верят в свою общечеловеческую миссию, служение которой вдохновляет их не менее, чем служение своей собственной культуре. Основная практическая и деятельная идея, которую выдвигают евразийцы, есть идея самопознания культуры и ее организации. Всякая культура, в том числе и евразийская, начинает свою жизнь в состоянии неопознанности тех своих задатков и устремлений, которые составляют внутреннее содержание ее бытия. Культурная жизнь протекает в этой стадии как бы во сне и из глубочайших источников бессознательного выходят те двигательные начала, под влиянием которых она растет и развивается. Стадия самопознания культуры наступает позднее, на высших ступенях культурного развития. Основной целью всякой культуры является возведение своей жизни на эту ступень самопознания. Не опознав тех ценностей, которые лежат в основе культуры, и тех принципов, которые ее двигают, нельзя ставить сознательно преднамеренных целей и осуществлять деятельность планомерного культурного строительства.

Евразийство ставит себе задачей раскрытие особенностей того культурного целого, которое носит имя России – Евразии. Евразийская культура до сей поры жила в состоянии неопознанности своего внутреннего существа, что, впрочем, не мешало блеску ее отдельных проявлений. Существовала большая культурная жизнь, в ее различных материальных и духовных проявлениях: в религии, искусстве, литературе, особенностях мироощущения, накладывающих свою печать на быт, социальный уклад, государственное строительство, хозяйственные отношения и т. п. Но не существовало никакого идейного течения, которое формулировало бы принципы этой культуры и возвело бы их в степень сознательных мотивов социального делания.

Основным моментом русской современности является факт революций, к которому Евразийство и должно, в первую очередь, обратиться, в целях раскрытия и уяснения истинного культурного лица России. По мнению евразийцев, Октябрьская революция, по внутреннему заложенному в нее, но не раскрытому ею смыслу, была евразийской. Раскрыть этот внутренний смысл является ближайшей задачей Евразийства. Утверждение этого смысла в жизни и явится завершением революции.

По самому существу своему Евразийство есть пореволюционное течение; его нельзя понять, не учтя факта Революции; его стремления и цели теснейшим образом связаны с развертыванием русского-революционного процесса. В этих рамках Евразийство есть единственная значительная пореволюционная система мировоззрения и действия. Все другие внутренне-русские течения, не исключая и коммунизма, а тем более эмигрантские группировки, по характеру своему суть явления дореволюционные.

Особенности пореволюционной системы, мысли и действия определяются внутренней диалектикой русского революционного процесса. Российская революция изобличает следующие, присущие ей и в ней раскрывающиеся противоречия:

• Формально революция есть процесс религиозный – искание последней земной правды и стремление во что бы то ни стало ее осуществить; но по теоретическим учениям своим Революция оказалась безрелигиозной и даже более того: противорелигиозной и богоборческой.
• По политическому характеру своему Революция была процессом освободительным, стремлением широких народных масс сбросить с себя гнет старого режима и добиться вольной жизни, фактически же Революция породила еще более деспотический политический строй.
• По ценностным устремлениям своим Революция была индивидуалистической, означала собою попытку отдельного человека и целых народов эмансипироваться от принудительных связей со стороны государства, утвердить свое самочинное бытие и свою независимость от прежних общественных форм; но по своим действительным социально-политическим идеалам русская Революция оказалась коллективистической, приведшей к глубокому поглощению личности обществом, единичного – универсальным.
• По социальным своим идеалам Революция была пролетарски-интернационалистической, стремящейся нивелировать социальные, групповые, классовые и национальные различия и построить деклассированное и денационализированное общество людей, основным социальным качеством которых должен быть общий социальный труд. Фактически Революция привела к построению Советского государства, которое добровольно и открыто проводит принцип национального самоопределения и, несмотря на все старания, не может уничтожить в своих пределах социальных различий между отдельными группами населения: между рабочими и крестьянами; кулаками, середняками, бедняками; квалифицированными рабочими и неквалифицированными, советскими служащими и спецами. И в то же время, хоть и служа коммунистическому интернационалу, она силою вещей не может не проводить в основном евразийской внешней политики, защищая интересы того культурного целого, которое носит имя России – Евразии.

Дмитрий Евстафьев, к. политических н., профессор НИУ ВШЭ. Москва, 25 июля 2016 г.

Борьба с международным терроризмом остается одним из наиболее значимых вопросов в современной системе международных отношений. Не исключено, что в ближайшее время США попытаются выдвинуть крупную инициативу о воссоздании глобальной антитеррористической коалиции. Логика проста: инструменты силового давления и экономического манипулирования для контроля над союзниками начинают себя исчерпывать. Необходим новый политический импульс, чтобы восстановить возможность управления за счет политического авторитета. А лидерство в борьбе с терроризмом, — это важнейший элемент глобального политического авторитета США.

Также не исключено, что после некоторого периода «политической игры», «глобальной демократизации», взаимодействия с «силами свободы и демократии» маятник американской политики пойдет в обратную сторону и прежние герои станут террористами. Что не раз уже бывало в американской истории.

Неизбежно встает вопрос, какое место будут занимать страны евразийского пространства в новой политической волне и в каком формате возможно участие наших стран в новой антитеррористической коалиции. С учетом общей политической ситуации в мире, это создает значимый и болезненный вызов для государств Евразии.

Антитеррористическая инициатива в Евразии

Странам Евразии и, прежде всего, ЕАЭС нужна самостоятельная антитеррористическая стратегия, адаптированная к новым условиям и, прежде всего, учитывающая абсолютную трансграничность террористических угроз в современном мире и формирование единого глобального информационного пространства. Стратегия также необходима, как минимум, для того, чтобы избежать вовлечения в масштабные геополитические манипуляции, а как оптимум, стать в глобальной антитеррористической борьбе субъектами, а не объектами.

Увы, но ранее достигнутые в рамках СНГ договоренности о совместных мерах по борьбе с терроризмом и политическим экстремизмом, в частности, базовый Договор о сотрудничестве государств — участников СНГ в борьбе с терроризмом от 1999 г., сыгравший в свое время значительную положительную роль, уже не вполне соответствуют новым условиями. Естественно, требуется скорректировать деятельность и созданного в 2000 г. Антитеррористического центра СНГ.

Конечно, выдвижение подобной инициативы будет неким выходом за пределы формального «мандата» ЕАЭС. Однако этот «выход» будет осуществляться в области, где отношения между участниками максимально прозрачны и понятны, в той области, где все участники ЕАЭС осознают наличие у них превалирующего общего интереса и, наконец, в той области, которая в значительной степени связана именно с экономикой. Обеспечение устойчивого экономического роста невозможно без высокого уровня антитеррористической безопасности, но одновременно устойчивое экономическое развитие может обеспечить снижение террористической угрозы.

Это будет то направление политической интеграции, которое вряд ли вызовет возражения у разумных и ответственных политиков.

Страны ЕАЭС могли бы выступить с региональной антитеррористической инициативой, к которой в дальнейшем могли бы присоединяться другие государства, разделяющие антитеррористические подходы, если хотите, изначально заявленные ценности.

Базовыми элементами такой инициативы могли бы стать:

• Подтверждение национального суверенитета как основы антитеррористической стабильности и любой успешной системы противодействия терроризму.  Подтверждение неразрывной связи между терроризмом и политическим экстремизмом, направленным на подрыв национального суверенитета и навязывание политических моделей извне.
• Предложение о создании единой системы мониторинга информационного пространства, причем не только в Евразии, но и шире. Система была бы направлена на выявление неблагоприятных информационных и политических тенденций, причем система эта должна быть создана на базе опережающих информационных технологий.
• Формирование единого списка террористических организаций, но главное —  единой методологии оценки деятельности тех или иных политических структур, имеющих перспективу перерастания в экстремистские.
• Совместные программы обучения силовых подразделений новейшим методам противодействия терроризму, политическому экстремизму и дестабилизационной активности. В перспективе это направление могло бы развиться в полноценный межгосударственный инструмент быстрого реагирования.
• Система образовательных программ для гражданских активистов и структур гражданского общества с целью формирование устойчивого антитеррористического восприятия общественных процессов.
• Концепция институционализированной экспертно-информационной системы по противодействию международному терроризму. Конечно, борьба с терроризмом была и останется прерогативой национальных органов власти, однако необходим реальный механизм формирования «большой картины».

В данном случае подготовка Евромайдана велась непосредственно из Киева. Всем руководили сотрудники одного из отделов ЦРУ – Штаба тайных операций. (CovertActionStaff, CAS). Его задача – свергать иностранные правительства путем пропаганды, политических и экономических манипуляций, а также военных или полувоенных операций.

Агенты CAS обычно выступают под прикрытием сотрудников дипломатического корпуса в посольствах США в бывших советских республиках. Эти «дипломаты из ЦРУ» координируют людей в партиях, союзах, студенческих организациях, профсоюзах, в СМИ, в военных и правительственных кругах, а также в экономическом секторе страны. Другие сотрудники CAS маскируются под персонал американских фирм, институтов и организаций.

На протяжении нескольких лет американские деньги шли и на финансирование украинских СМИ. В 2011–2012 годах в Житомирской, Запорожской, Луганской, Одесской и Тернопольской областях проводились тренинги для украинских журналистов и активистов по работе в популярных соцсетях – Facebook, Twitter и ЖЖ. Большая часть денег на украинскую революцию шла и идет из американской организации USAID – Агентство США по международному развитию.

 Журналист Олег Михалин провел целое журналистское расследование. Он рассказал, что ему удалось выяснить: «Ошибочно думать, что USAID – это организация общественная. Она получает деньги из бюджета Госдепартамента США. По документам самой организации на Украину было переведено 3,4 миллиарда долларов. Поскольку большую часть денег USAID получает из Госдепа, несложно догадаться, что все это звенья одной цепи. Почему Госдеп не может напрямую финансировать украинскую оппозицию? Зачем нужен USAID как посредник? Дело в том, что Госдеп – полностью государственная структура, подотчетная конгрессу. А американские налогоплательщики очень не любят, когда американские деньги уходят напрямую непонятно куда».

По словам журналиста Михалина, финансирование одной лишь партии «Удар» и ее лидера Виталия Кличко обошлось Американскому агентству по международному развитию USAID в миллионы долларов. Деньги опять-таки перечислялись с помощью посреднических структур.

Олег Михалин: «Известны как минимум две компании, которые проводят деньги USAID – это фонд PBN, которым руководит Мирон Василик, отмеченный связями с USAID еще с 1997 года. Второй структурой является консалтинговая группа Greenberg, которой руководит известный демократ Стэн Гринберг. Эта структура работала еще с Биллом Клинтоном и Альбертом Гором. Известно, что у партии «Удар» есть отношения и с группой Greenberg, которая представляет интересы в Вашингтоне, и с PBN, которая координирует действия уже в Киеве». Конечно, расследованию журналиста Михалина многие на Украине вряд ли поверят – просто потому, что он из России… Но ведь информацию Михалина подтверждают и сами американцы. Причем не политологи или эксперты, а сотрудники разведки. Недавно в Интернете появилось сенсационное интервью бывшего сотрудника ЦРУ Скотта Рикарда, который рассказал, как именно в США готовили украинский Евромайдан: «За этими протестами в Киеве стоит лишь небольшая группа людей на Украине. Протесты эти были крайне жестокими. Здесь в большом количестве применялись «коктейли Молотова». Протестующие действовали активно и получали поддержку извне, а именно – с Запада. Запад, а точнее, одно только правительство США инвестировало более пяти миллиардов долларов». 

Биполярный мир.

Но почему США хотят посеять хаос и ненависть в самой Украине, да еще и поссорить ее с Россией? Аналитики считают, что причиной этому являются попытки Штатов создать вокруг России так называемый «санитарный кордон» – то есть окружить нашу страну недружественными, а то и агрессивно настроенными соседями.

Об этих геополитических планах рассуждаетполиттехнолог Константин Костин: «У Америки долгие годы была такая теория мирового доминирования. То есть сначала считалось, что есть два полюса: США – это лидер свободного мира, а Советский Союз – это, соответственно, лидер коммунистического мира, с которым надо бороться, «империя зла», как сказал один из президентов США. Соответственно, мы должны проводить политику сдерживания. И дальше расписывалось, какой эта политика сдерживания должна быть, какие пропагандистские ресурсы должны тратиться на политику сдерживания, как ее обеспечивать, какие должны быть дипломатические, военные, военно-политические шаги – это все было описано».

Сейчас об этом редко вспоминают, но концепция санитарного кордона появилась еще в 1920-е годы прошлого века. Это часть Версальско-Вашингтонской системы международных отношений, при которой Россию специально изолировали от Европы. Концепция прекрасно работала во времена СССР – Советский Союз долгие годы был окружен государствами, которые ненавидели большевизм. Сейчас нас хотят окружить странами, ненавидящими Россию. 

Продолжение Следует...................................

 Иван Сафранчук, к. политических н., доцент кафедры мировых политических процессов МГИМО(У) МИД России. Журнал «Россия в глобальной политике». №5. Москва, 2016 г.

К середине 2010-х гг. Центральная Азия оказалась перед выбором между тремя проектами – российско-казахстанским (региональный центр развития), американским (подключение к нероссийским транспортным коридорам), китайским (превращение региона в безопасную зону сухопутного транзита Китая в направлении Европы и Ближнего Востока).

К середине 2010-х гг. Центральная Азия оказалась перед выбором между тремя проектами – российско-казахстанским (региональный центр развития), американским (подключение к нероссийским транспортным коридорам), китайским (превращение региона в безопасную зону сухопутного транзита Китая в направлении Европы и Ближнего Востока).

Когда в центральноазиатских столицах осознали, что перечисленные проекты являются основными альтернативами, бушевал украинский кризис. Он в значительной степени искажал восприятие любых начинаний местными элитами. Их представления о геополитическом балансе в последние десять лет трансформировались, теперь они предпочитают геополитический нейтралитет, поэтому крайне настороженно относятся ко всему, в чем им видится «тень» геополитики. А такую «тень» давно подозревали в российском и американском предложениях, поэтому лучше относились к китайскому, хотя отдают себе отчет во всех его подводных камнях и отнюдь не собираются превращаться в обочину китайской экономики.

Мозаика вариантов

К концу 2014 г. и началу 2015 г. стало понятно, что страны Центральной Азии не могут или, скорее, не хотят делать окончательный выбор (даже в случае вступления в ЕАЭС, как Казахстан и Киргизия). Первыми это уловили Соединенные Штаты. Осенью 2014 г. американские дипломаты предложили китайским коллегам обсудить возможности координации между Новым Шелковым путем (НШП) и Экономическим поясом Шелкового пути (ЭПШП). В марте 2015 г. высокопоставленные американские дипломаты открыто объявили (хотя в непубличном формате эта позиция существовала с конца 2013 г.), что позитивно относятся к ЭПШП (но негативно к ЕАЭС) и считают, что НШП и ЭПШП «полностью стыкуются» (fully complementary).

Весной 2015 г. Россия  тоже сформулировала предложение Китаю – сочетать ЭПШП и ЕАЭС, и 8 мая Си Цзиньпин подписал в Москве декларацию о сопряжении двух проектов. А через несколько дней в Пекин прибыла американская делегация во главе с заместителем помощника государственного секретаря по делам Южной и Центральной Азии Ричардом Хоугландом, которую приняли на невысоком (возможно даже – намеренно невысоком) уровне. Американцы предложили скоординировать НШП и ЭПШП. Таким образом, к настоящему времени Китай имеет возможность сочетать свой ЭПШП и с российским ЕАЭС, и с американским НШП. Уровень китайско-российских переговоров на этот счет явно выше, однако темпы согласований невысоки по обоим направлениям.

Какие из трех проектов более совместимы? Вернее, сейчас вопрос стоит таким образом: какой из них – российский или американский – более стыкуем с ЭПШП (варианта совместного развития НШП и ЕАЭС нет в повестке дня ни одной из сторон)?

Интересно, что при всей разнице между американскими инициативами «Большой Центральной Азии»/«Нового Шелкового пути» и китайским ЭПШП у них есть общая основа. В Америке даже иногда пишут, что Китай собирается делать именно то, что хотели, но так и не сделали США. По разным причинам, но и американцы, и китайцы опираются на идею глобализации. Соединенные Штаты намеревались (и по-прежнему говорят об этом, правда, без прежнего энтузиазма) дать Центральной Азии доступ к глобальному пространству. КНР желает сохранить собственную включенность в глобальную экономику, поддержать или максимально продлить ее прежнюю модель. Китаю нужно пройти через Центральную Азию к Европе и Ближнему Востоку.

У интеграционного проекта России другой приоритет – создание максимально сплоченной региональной экономической группы. Для этого внутри экономического объединения нужно снять барьеры для движения товаров, услуг, капиталов, рабочей силы. Однако это возможно в той степени, в какой укрепляются общие внешние границы объединения.

Впрочем, наличие похожей основы в американском и китайском «шелковых путях» может как раз и не быть аргументом в пользу их сочленения. Зачем Китаю американский «тезка», если он сам собирается делать примерно то же самое? В США полагают, что китайцы способны создавать физическую инфраструктуру («железо»), а американцы – «софт», так как имеют большой опыт в установлении режимов торговли. Впрочем, Китай может рассматривать это как предложение Вашингтона совместно управлять инфраструктурой, сооруженной на китайские деньги, что Пекин вряд ли будет склонен принять, если только не окажется вынужден сделать это в силу дополнительных обстоятельств (например, связанных с вопросами региональной безопасности).

Стыковка же российского и китайского проекта может иметь смысл и для Китая, и для России. Подчеркнем, что большая перспектива видится не в объединении двух проектов, а в их скоординированной параллельной реализации. Евразийский экономический союз предоставляет Китаю надежный и безопасный транзит в нужных ему направлениях, а Пекин участвует в развитии пространства ЕАЭС не как периферии своей экономической системы, а как самостоятельного центра развития в Евразии. Это может отвечать и интересам самих стран Центральной Азии.

У тамошних элит есть интерес и к региональному, и к глобальному видению своего региона. Центральноазиатские государства не заинтересованы в том, чтобы оказаться запертыми в глубине Евразии, вдали от магистральных торговых маршрутов. Но им не нужна и полная открытость. В абсолютных цифрах весь регион исключительно мал в масштабах мировой хозяйственной системы. При полном снятии барьеров государства рискуют потерять экономический суверенитет, стать пространством сухопутного транзита, ряда крупных инфраструктурных и энергетических проектов, которые будут обслуживать экономические интересы элиты, мало что давая основной массе населения.

Для поддержания долгосрочной социальной стабильности региону нужно широкое экономическое развитие с реиндустриализацией для создания рабочих мест. Объективно этому может способствовать и глобализация, и регионализация. Главное – определить безопасный баланс, и теоретически Китай и Россия имеют наилучшие шансы ему содействовать. Решение этого практического вопроса будет идти параллельно с научными дискуссиями о соотношении трендов глобализации и регионализации в современном мире.

Мир не для Центральной Азии

Представители разных школ называют происходящие в мире изменения в информационной и научно-технологической сфере по-разному: третьей промышленной революцией (Джереми Рифкин), новым технологическим укладом (Сергей Глазьев) или просто «новой реальностью». Но все имеют в виду примерно одно и то же. Прорывные технологии вытесняют традиционные способы производства. Экстраполяция уже идущих процессов в будущее приводит ученых и предпринимателей к мысли, что многие сектора экономики в скором будущем серьезно трансформируются; изменятся способы и география производства, распределение добавленной стоимости между участниками производственных процессов. В результате серьезно изменится баланс между развитыми и развивающимися странами.

Ожидается, что производство станет: менее энергоемким – понадобится меньше нефти и газа, менее материалоемким – упадет спрос на промышленные металлы, менее трудоемким – сократится использование дешевой рабочей силы. Все вместе это может серьезно двинуть вперед тенденцию, которая отчасти наблюдается уже сейчас, – возвращение производств из развивающихся стран в развитые. Роль тех, кто находится в индустриальных и сырьевых нишах, уменьшится, а тех, кто занимает научно-техническую нишу, возрастет.

Вопрос, как именно новые технологии изменят международную политику и мировой порядок, остается открытым. Возможно, верх возьмет тенденция глобализации, когда роль национальных правительств снизится, и субъектами глобализации станут развитые регионы/области в различных частях мира. На заре глобализации Жак Аттали прогнозировал мир (в русском переводе его книга вышла в 1991 г. под заголовком «На пороге нового тысячелетия»), в котором центры развития (мегаполисы) объединены в глобальную систему, а мировая элита ведет кочевую жизнь, свободно перемещаясь по миру между центрами развития. При этом мегаполисы разделяют огромные пространства, отданные на откуп новым варварам, тем, кто не получил доступ в новую современность и отброшен за пределы цивилизации. Теперь, на новом витке развития технологий и ожидаемых в связи с этим перемен, такое направление мысли опять набирает силу. Пусть и немного в других терминах, но речь идет в принципе о том же. Прогнозируется выделение «долин» (территории-лидеры в производстве и использовании новых технологий), вокруг которых образуются «пояса» – «зеленый» (менее развитый, чем «долина», но живущий с ним в определенном симбиозе и дружественный), «желтый» (еще менее развитый и живущий в определенном симбиозе с «зеленым») и «красный» (совсем неразвитый и нестабильный). (См. Евгений Кузнецов.Россия и мир технологического диктата. Три сценария будущего// Россия в глобальной политике. 2016. № 2.)

Сохраняется множество вопросов. Развернется ли соперничество между «долинами»? Какие формы оно может принимать, какими методами осуществляться? Почему менее развитые «пояса» смирятся со своим положением и не попытаются атаковать «долины»? Как вся эта система будет управляться, если границы между «долинами» и «поясами» не совпадут с нынешними границами государств?

В долгосрочной перспективе возможна попытка построить «новый мир» на основе других технологий (и сопутствующих им ценностных и мировоззренческих парадигм), но в обозримой перспективе роль правительств (и индивидуально, и в коалициях) останется высокой. Субъекты «новой реальности» станут сотрудничать с правительствами развитых стран, где есть сложившаяся элита, а не обособятся в своих «долинах» и не займутся (по крайней мере, пока) строительством параллельного мира.

В условиях нарастания нестабильности роль правительств, обеспечивающих безопасный ареал деятельности для бизнеса, скорее возрастет, чем уменьшится. Более того, можно ожидать увеличения роли национальных властей и в контроле за распространением прорывных технологий, предотвращением в сотрудничестве с бизнесом промышленного шпионажа. Эта линия соперничества будет способствовать появлению нескольких центров развития, в той или иной степени между собой конкурирующих. Это, а также ряд других обстоятельств может поддержать тенденцию регионализации.

Модель мировой экономики последних десятилетий опиралась на глобальные цепочки добавленной стоимости (GCV), когда части производства конечной продукции были распределены по миру, а развивающиеся страны привлекали их на свои территории, что стимулировало экономическую глобализацию. В «новой реальности», по крайней мере на ранних стадиях, глобализация не так необходима. Производства концентрируются в тех странах и регионах, где есть высококвалифицированные кадры, а они системно воспроизводятся именно в развитых странах (образование, прикладная и теоретическая научные школы, производственный сектор). Будут формироваться «эволюционные спирали», где прогресс или запрос в каком-то одном сегменте подхлестывает усилия и развитие в другом. Подобную систему «эволюционной спирали» имеют лишь немногие государства, и только они в состоянии претендовать на создание новых технологических зон, имеющих, особенно поначалу, региональные масштабы.

Регионализации в «новой реальности» будет также способствовать покупательная способность и емкость рынков сбыта. Поскольку технологическую и образовательную базу под «новую реальность» могут создать и поддерживать лишь развитые страны, они же предоставят и рынки сбыта, так как их жители располагают соответствующим уровнем покупательной способности. Как указываетBoston Consulting Group, «одним из следствий этих процессов станет то, что глобальное производство будет все чаще становиться региональным. Поскольку низкозатратные производственные центры существуют во всех регионах мира, большее число товаров, потребляемых в Азии, Европе и Америках, будет сделано вблизи дома». Процесс возвращения в развитые страны ранее вывезенных производств и технологий уже начался.

Пока в развитых высокотехнологичных центрах в процессе регионализации намечается концентрация прежде всего высокотехнологичного и дорогостоящего производства. Однако эксперты указывают, что по мере удешевления технологий в этих же центрах будет концентрироваться и изготовление дешевой потребительской продукции, отданное роботизированным линиям, что приведет к снижению стоимости конечной продукции. Если оба сегмента – и дорогие высокотехнологичные, и массовые дешевые товары – будут производиться в развитых технологических центрах, по развивающимся странам будет нанесен сокрушительный удар.

В этой связи перед государствами, опоздавшими к раздаче дивидендов от глобализации, вырисовывается достаточно мрачная перспектива. Они постепенно окажутся отсечены от интеллектуальных ресурсов, инвестиций, капиталов и технологий. Это, в свою очередь, снизит их шансы на создание собственных технологических зон, повысит угрозу внутренней нестабильности и оттока кадров ввиду отсутствия нужного количества рабочих мест.

Кого выбрать?

Вероятность создания в Центральной Азии собственных технологических зон в рамках «новой реальности» нулевая. Несмотря на обширные запасы сырья и декларируемые из года в год высокие темпы роста ВВП, доля региона в абсолютных величинах по мировым масштабам незначительна. Экономики таких объемов не в состоянии профинансировать создание собственной технологической и научной базы. Что касается дешевых сегментов производства, в том числе тех, которые сегодня выводятся из Китая, то Центральная Азия вряд ли сможет конкурировать с такими странами, как Вьетнам, Лаос, Камбоджа, Индонезия. Они уже оседлали этот процесс и имеют преимущество в виде близости к международным морским торговым маршрутам.

В Центральной Азии нет научно-технического потенциала для превращения в самостоятельный региональный центр развития. Рано или поздно центральноазиатским странам придется примкнуть к какому-то из формирующихся центров мирового развития, к одной из технологических зон, чтобы сохранить свою включенность в мировые процессы. Выбор невелик, как и число центров развития в «новой реальности». По большому счету, это может быть «Большой Запад» (Соединенные Штаты, Евросоюз, Япония, Южная Корея), Китай или Россия. Конкуренция между всеми центрами обостряется, одной из ее составляющих является получение преимуществ при переходе к новому технологическому укладу.

США и их наиболее развитые с технологической точки зрения союзники идут в авангарде. При этом сохранение глобализации в прежнем виде не выгодно Соединенным Штатам, т.к. дает явные преимущества Китаю. Шансы Центральной Азии войти в американскую технологическую зону, скорее всего, невысоки. В рамках «новой реальности» Центральная Азия не особенно нужна американцам по экономическим соображениям – как источник сырья или региональная индустриальная база. Однако интерес к региону, вероятно, сохранится не потому, что он нужен США, а поскольку может быть нужен другим, то есть в силу желания иметь влияние на процессы в Евразии в рамках конкуренции с прочими центрами развития, расположенными в разных концах континента.

Вашингтон обычно комплексно рассматривает вопросы геополитики и экономики. Именно геополитическая лояльность Японии и Германии (после Второй мировой войны), Южной Кореи и Тайваня позволила им получить доступ к технологиям, финансовой помощи и американскому рынку сбыта. Исключение из этого правила – Китай. Однако в отношении него США проводят курс не только экономического сотрудничества, но и геополитического сдерживания.

В рамках «новой реальности» геополитическая составляющая, которая определяется конкуренцией с другими центрами развития, может стать еще более значимой в американской региональной политике (если, конечно, в Вашингтоне не возобладают настроения в пользу изоляционизма). Поэтому геополитические вопросы окажутся как минимум обязательной «нагрузкой» к американской экономической программе для Центральной Азии (если таковая появится). Более вероятно, что такая экономическая программа станет компенсацией за готовность играть определенную геополитическую роль в Евразии. Но даже в таком качестве Центральная Азия серьезно уступает Европе и АТР в системе американских приоритетов. Эти регионы и созданные для них проекты Трансатлантического и Транстихоокеанского партнерства наиболее важны для США.

Более реалистичным может быть вариант вхождения в сферу технологического влияния Китая. Однако и тут есть ряд вопросов. Китайская экономика извлекла из глобализации максимально возможные дивиденды, став второй в мире (и первой – по паритету покупательной способности). В принципе Пекин хотел бы, чтобы прежняя модель мирового хозяйства, в рамках которой он неуклонно набирал силу, продолжала функционировать. Тем не менее, в КНР осознают новые тенденции, а также свою неспособность долгосрочно играть против мировых трендов; Пекин пытается не отстать от них. В абсолютных цифрах можно представить, что Китай создает высокотехнологичную экономику, свою собственную технологическую зону, столь же активно, как и «Большой Запад». Однако в сравнительных категориях картина выглядит не столь оптимистично. Пекину трудно перевести свою экономическую систему в «новую реальность».

Теоретически Китай способен помочь Центральной Азии создать производственную зону с опорой на его технологии. Однако на деле КНР выгоднее и целесообразнее вкладывать средства в развитие такого центра не в Центральной Азии, а в собственных западных провинциях, граничащих с Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном. Это не исключает полностью вероятности того, что производственные мощности частично возникнут и в приграничных странах. Максимум, на что стоит рассчитывать Центральной Азии, – создание отдельных производств, полностью завязанных на китайскую технологическую зону (субзону в Синьцзян-Уйгурском автономном районе) с ее стандартами. В остальном же ключевое внимание Пекин будет уделять западным провинциям и в целом переводу всей своей экономики в «новую реальность», что затянется на десятилетия.

Государства Центральной Азии продолжают сохранять тесные экономические связи с Российской Федерацией. В плане создания собственной технологической зоны Россия отстает как от США и их союзников, так и от Китая. Долгое время она, как и другие страны постсоветского пространства, делала ставку на встраивание в процессы глобализации в качестве «догоняющего». Однако высокие цены на энергоресурсы позволили ей аккумулировать значительные финансовые резервы, повысить благосостояние граждан (что превратило их в активных потребителей), а вслед за этим стал расти и уровень стратегических амбиций. Москва взяла курс на более активную промышленную политику, включающую реиндустриализацию и модернизацию.

Сейчас индустриальный и модернизационный проект в России идет с опорой на собственные силы, но не в изоляционистском ключе. Корпорации «Ростех», «Росатом», «Роснано», инновационный центр «Сколково» ведут индустриальные и технологические проекты за счет доступа на открытом международном рынке к необходимым кадрам и технологиям.

Пока рано говорить, удастся ли сформировать собственную технологическую зону, являющуюся центром притяжения для соседних регионов. Однако в любом случае Москва демонстрирует готовность быть самостоятельным мировым игроком, что требует подкрепления амбиций не только политической волей, военной силой, определенным масштабом экономики, но и способностью к производству и промышленному внедрению современных технологий. Поэтому, скорее всего, Россия приложит немало усилий для создания собственной технологической и индустриальной зоны.

Однако перспективы присоединения стран Центральной Азии стоит рассматривать не только с точки зрения того, в какую из зон им хотелось бы войти или в какую их возьмут (варианты «в какую хотелось бы» и «в какую возьмут» не обязательно будут совпадать). Но дело даже не в расхождении между желаниями и возможностями; это распространенная дилемма, и страны Центральной Азии сталкиваются с ней в разных проявлениях с момента обретения независимости. Важнее другое, а именно: как выбирать – в какую технологическую зону хотелось бы попасть? Естественно желание оказаться в одной компании с наиболее развитыми державами. Это подталкивает к выбору в пользу наиболее продвинутой ниши, а дальше уже появляются соображения «возьмут или не возьмут», «на каких условиях возьмут» и «как эти условия можно улучшить».

США и некоторые из их союзников являются безусловными лидерами в создании прорывных технологий и формировании на их основе «новой реальности». Китай и особенно Россия отстают. Однако для стран Центральной Азии, как ни парадоксально, отстающие могут оказаться более перспективными партнерами, чем лидеры (не просто более доступными, а именно более перспективными) по следующим соображениям.

После получения независимости государства Центральной Азии пытались стать заметными региональными/мировыми игроками в энергетическом секторе (с опорой на углеводороды – Туркменистан, Казахстан, за счет гидроэнергетики – Таджикистан и Киргизия), индустриальной (Казахстан, Узбекистан) или транзитно-транспортной (Казахстан, Киргизия) сфере. Если, как сейчас ожидают многие специалисты, все эти ниши станут менее значимыми и доходными при масштабном внедрении новых технологий, страны Центральной Азии столкнутся с серьезными проблемами.

Трудно вообразить, какая экономическая роль доступна Центральной Азии в «новой реальности» и, соответственно, какой может быть программа экономического сотрудничества этого региона с западным центром развития, если он кардинально снизит зависимость от ископаемого сырья, промышленных металлов, дешевой рабочей силы. Центральная Азия, вероятно, превратится в глубокую периферию, впрочем, возможно, значимую в некоторых геополитических раскладах.

Китай и Россия будут неминуемо дольше внедрять прорывные технологии. Но, скорее всего, долгое время сохранят интерес к значительной части «старой экономики» для обеспечения рабочих мест и приемлемого уровня социальной стабильности. Эта «старая экономика» нуждается в протекционистских мерах для выживания и дальнейшего функционирования. Поэтому в Евразии на протяжении еще как минимум одного поколения политиков будут значимы не только кардинальные сдвиги в мировой экономике, но и региональные процессы, заключающиеся в продлении жизненного цикла «старой экономики». Рассуждения о том, что тот, кто отстанет в самом начале, отстанет навсегда, не всегда верны; по крайней мере ранее при формировании новых технологических укладов были «догоняющие», которые после периода первоначального отставания занимали в новой системе достойное место.

Сотрудничество с Россией и Китаем дает Центральной Азии возможность выиграть время, чтобы найти приемлемые варианты вхождения в «новую реальность». Это не значит, что можно стать успешным «догоняющим» с нуля. Необходимо иметь задел в виде прорывных технологий и какую-то часть экономики, основанную на них, но трансформация всего хозяйства занимает длительное время. То есть неизбежен период, когда «новая» и «старая» экономика сосуществуют параллельно, так как без первой нет долгосрочного будущего, а без второй невозможно обеспечить базовую социальную и политическую стабильность при имеющихся демографических тенденциях. Центральной Азии понадобятся партнеры, которые и сами будут в подобной ситуации, и помогут региону, с одной стороны, зацепиться за «новую экономику», а с другой – сохранить «старую» в необходимых масштабах на переходный период.

Если Россия сможет создать собственную технологическую базу, то, как показывает исторический опыт, она будет в большей мере включать другие страны в свое экономическое и технологическое пространство как равных партнеров. Если же Россия начнет серьезно отставать, то выбор Центральной Азии сведется к двум основным вариантам: либо превратиться в периферию китайской экономики и одновременно транзитное пространство для сухопутной связи Китая с Ближним Востоком и Европой, либо стать евразийскими «наемниками», которые в рамках конкурентной борьбы центров развития в Евразии (если такая развернется в широком масштабе) по заказу одних будут мешать другим.

Новые ставки

Страны Центральной Азии на протяжении всего периода своей независимости пытались интегрироваться в мировую систему. Делали они это порознь, а не как единый регион. Отдельные государства нацеливались на разные ниши в мировой системе. Туркменистан ставил на энергетический сектор и стратегически, и тактически. Казахстан и Узбекистан делали первоначальный упор на сырье, рассчитывая затем перейти в индустриальную сферу. Киргизия и Таджикистан стратегически рассчитывали на водно-энергетический сектор, но в краткосрочной и среднесрочной перспективе старались заработать на транзитно-транспортных проектах. В выбранных нишах все страны Центральной Азии хотели быть важными игроками не регионального, а именно мирового масштаба.

Возможно, 2002–2007 гг. были пятилеткой наибольших возможностей для стран Центральной Азии, когда они могли разыграть свои ставки. За счет геополитического интереса к региону США и их союзников центральноазиатские государства имели шанс выторговать специальные условия интеграции в мировую систему, а не общие, как для десятков развивающихся стран, которые подключались к глобализации и занимали ниши в конце мировых «пищевых цепочек». В силу исторических обстоятельств настоящего прорыва в развитии в тот период не случилось. При этом именно тогда элиты региона лично вступили в глобальный «мир больших денег».

Для Центральной Азии не сыграла ни ставка на глобализацию, ни ставка на геополитику. Два события 2008 г. – геополитический кризис на Кавказе и глобальный финансово-экономический кризис – воспринимались через призму уже существующих и нарастающих сомнений в глобализации и осознания рисков геополитических игр. В таких условиях концепция регионализации могла быть интересна. В социально-экономическом плане регионализация теоретически дает новый шанс на развитие для стран, оказавшихся на периферии глобализации или занявших наиболее периферийные ниши мировой экономической системы.

Однако оказалось, что процесс регионализации меняет политические правила настолько, что и в нем появляется геополитическая составляющая. Сначала боялись того, что региональные лидеры (в случае с постсоветской Евразией речь шла о России) будут покушаться на национальный суверенитет других участников региональных объединений. Опасения воплотились лишь отчасти. Более значимыми и непривлекательными для Центральной Азии оказались другие проявления регионализации, а именно проблема границ между регионами.

В рамках тренда глобализации нахождение на стыке регионов выглядело преимуществом. Все мечтали стать «мостами» между Севером и Югом, Востоком и Западом. В процессе регионализации «пограничное состояние» оказалось серьезным вызовом. Украинский кризис 2013 г., когда местная элита раскололась по вопросу выбора направления углубленного сотрудничества – с Россией или ЕС, – пугающая иллюстрация. Элиты Центральной Азии так и не смогли разрешить коллизии между глобальными и региональными тенденциями, обозначившиеся на рубеже десятилетий. Старые противоречия и развернувшиеся вокруг них политические игры продолжаются. Но быстрое развитие новых технологий ставит новые задачи в дополнение к старым.

Страны региона не заняли в «старой» мировой экономике желаемого места и продолжают за него бороться. Но теперь им нужно думать о месте в «новой экономике», где шансов именно для них может быть еще меньше, но могут открыться возможности для отдельных представителей обществ и элит Центральной Азии.

Таким образом, местным элитам необходимо найти сразу несколько балансов: между своей заинтересованностью в глобализации и в регионализации; между интересом к проектам, на которых богатеет элита (транзит, крупные инфраструктурные проекты и т.д.), и проектам, которые бы дали экономические возможности для всего населения (реиндустриализация); между усилиями по сохранению для себя ниш в «старой» мировой экономике и нахождению ниш в «новой».

Все это станет проверкой элит на компетентность. При определенных обстоятельствах это может даже стать тестом на их приверженность интересам собственных стран и обществ, готовности пожертвовать своими благами ради регионального развития и обеспечения базовых потребностей сограждан. Не исключено, что какая-то часть региональных элит провалит этот тест, а это активизирует процесс обновления, который в той или иной степени будет проходить в любом случае.

Странам региона предстоит скорректировать свои прежние, не сыгравшие в полной мере ставки и сделать новые. Во многом они будут зависеть от того, какие позиции займут внешние партнеры. Страны региона хотят экономического сотрудничества без геополитической «нагрузки».

_ Антон Клубков, руководитель Алтайского отделения ЕДРФ. Барнаул, 27 сентября 2016 г. Публикуется на дискуссионной основе и исключительно как сравнительная рецензия взглядов. 

Введение

Известный писатель-публицист, политик Николай Викторович Стариков на многочисленных встречах с читателями неоднократно высказывал свое мнение о евразийстве. Выступая в московском доме книги на Арбате 25 сентября в 2013 году, Николай Стариков сказал: «Что касается вопроса евразийской интеграции, то, конечно всегда нужна какая-то платформа, идея для интеграции. И евразийство сегодня представляется той идеей на основе, которой можно сплачивать народы, возвращая ту геополитическую роль, которая присуща России. Сейчас она была утеряна и мы ее вновь должны возродить. Поэтому я с уважением отношусь ко всем философам-евразийцам и к тем, кто уже ушел в мир иной и к тем, кто сейчас активно евразийство популяризирует».

Николай Стариков, призывая к объединению всех патриотов, положительно оценивает многие идейные течения. Но именно с евразийством у Старикова можно обнаружить совпадение позиций по нескольким ключевым темам: Русская цивилизация, национальный вопрос, история, геополитика, экономика.

Русская цивилизация, суперэтнос

Евразийство как идейное течение российской патриотической мысли возникло в начале 20-х годов ХХ века. Основатели евразийства Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий, Г. В. Вернадский считали Россию самобытной цивилизацией, срединной страной-континентом, которую нельзя считать ни частью Европы, ни частью Азии. Россия, Русская цивилизация, по мнению евразийцев, — это многонациональная общность, многоцветие культур и конфессий, исторически объединенных русским народом.

Вернадский в книге «Начертание русской истории» писал: «Русский народ – есть основная сила Евразийского государства; русский язык есть основная стихия евразийской культуры. Но сила русской стихии в евразийском мире не может держаться на внешнем принуждении и регламентации внешних рамок. Сила эта – в свободном культурном творчестве» [1].

Похожие формулировки можно встретить и в книгах Николая Старикова. Например, в книге «Власть» Стариков писал: «Нужно развивать то, что мы имеем сегодня. Свободный союз евразийских народов, объединившихся вокруг государствообразующего русского народа. Вот актуальная формула нашего национального единства» [2].

Вернадский не единственный евразиец, идеи которого близки политическим убеждениям Николая Старикова. В апреле этого года в телепередаче Владимира Соловьева, посвященной конфликту в Нагорном Карабахе, Стариков высказал мнение о том, что теория суперэтносов созданная евразийцем Л. Н. Гумилевым, может стать идеей объединения народов современной Евразии: «Решение проблемы межнациональных отношений в огромном евразийском пространстве может быть достигнуто только через создание нового сверх-проекта, нового супер-этноса. Который будет одинаково выгоден всем народам, живущим в Евразии. Где каждый будет продолжать чувствовать себя русским, чеченцем или якутом, понимая, что есть ещё большее — общность, частью которой он является» [3].

Как мы видим, взгляды Николая Старикова на Россию как цивилизацию и на национальный вопрос практически полностью совпадают с идеями классического евразийства и Льва Гумилева.

История Отечества – утверждение суверенитета

Взгляд на отечественную историю как постоянную борьбу за полный государственный суверенитет – это одна из центральных идей в книгах Николая Старикова и классических евразийцев. Классические евразийцы были, пожалуй, первой научной школой подробно и систематизировано изложившей историю потери и обретения российского суверенитета [4].

Вернадский анализировал две системы зависимости, с которыми столкнулась ослабевшая от внутренней раздробленности Русь XIII века. Захватчики с Запада стремились к полному материальному и духовному подчинению покоренных народов. Орда не навязывала никакой религии, добиваясь экономического и административного подчинения завоеванных земель. Евразийцы считали национальным героем Александра Невского, который отразил угрозу с Запада, сохранив Православие и русское национальное самосознание.

Московское царство евразийцы считали торжеством государственного суверенитета. В эпоху Романовых Россия также обладала государственным суверенитетом, но после реформ Петра Великого стала терять культурный суверенитет. Николай Трубецкой в своих статьях писал о том, что после того как русский монарх прорубил окно в Европу над Россией установилось «романо-германское иго».

Николай Стариков, так же как и классические евразийцы, считал Александра Невского выдающимся государственным деятелем, сыгравшим огромную роль в исторической борьбе за российский суверенитет [5]. Подобно Николая Трубецкому, Стариков рассматривает независимость России как многоплановое явление и выделяет пять составляющих полного государственного суверенитета: 1. Международный суверенитет (международное признание, наличие государственной символики), 2. Дипломатический суверенитет (способность проводить независимую международную политику), 3. Военный суверенитет (способность защитить себя от агрессора), 4. Экономический суверенитет (самостоятельное развитие экономики, обеспечивающее благосостояние страны), 5. Культурный суверенитет [6].

Несмотря на множество совпадений, существует и различие. Николай Стариков не считал, что после реформ Петра Великого духовная жизнь России оказалась под «романо-германским игом». В книге «Геополитика. Как это делается» Стариков писал: «Сделанное Петром справедливо вызывает благодарных потомков. Единственное, что мы можем поставить ему в вину, — чрезмерное увлечение всем иностранным в ущерб национальным традициям. Что было, то было – слов из песни не выкинешь. Однако и здесь нужно сказать, что в течении жизни Петр менялся – его увлечение иностранным и иностранцами ослабевало» [7].

Геополитика России-Евразии

Классические евразийцы, имея выдающихся предшественников, создали научную школу российской геополитики, в которой было раскрыто уникальное стратегическое положение России. Для евразийцев Россия – это центр Евразии, огромное пространство по природе своей склонное к единству. Трубецкой и Савицкий главным геополитическим оппонентом России считали Европу. В те далекие времена, когда возникло классическое евразийство, человечество еще не знало однополярного мироустройства, США еще не стали центром глобальной гегемонии. Прошло восемьдесят лет и многое поменялось. Современные евразийцы считают главным геополитическим оппонентом России не континентальную Европу, а англосаксонский Запад.

Николай Стариков в книге «Геополитика. Как это делается» упомянул классическое евразийство как теорию отстаивания национальных интересов России на международной арене [8]. Однако ссылки на классических евразийцев в книгах писателя встречаются редко. Николай Стариков предпочитает ссылаться на трактаты выдающегося русского геополитика Алексея Ефимовича  Вандама (Едрихина). Идеи континетализма, которые развивал Вандам, несомненно, находятся в рамках евразийского геополитического мышления. Но классические евразийцы строили свою теорию на основе истории  XIII – XVIII веков и отстаивали цивилизационную и геополитическую независимость России, прежде всего, от романо-германской Европы, а геополитическая концепция Вандама, основанная на примерах из истории XVIII – XIX веков, направлена на защиту России от империализма англосаксов. Именно это в теории Вандама и привлекает Старикова, посвятившего несколько книг геополитической борьбе между Англией и Росси на протяжении трех последних столетий.

Таким образом, Николай Стариков, считающий главным геополитическим оппонентом России не континентальную Европу, а англосаксонский Запад, больше близок в своих взглядах к А. Е. Вандаму (Едрихину) и современным евразийцам, чем к классикам.

Экономическая стратегия

Классические евразийцы искали «срединный путь» между коммунизмом и капитализмом, выступая за «смешанную экономику», сочетающую элементы как рыночной, так и административно-командной, плановой системы. Те же самые идеи можно найти в статьях Николая Старикова. Правда, Стариков пришел к идее «смешанной экономики» не в результате поиска золотой середины между коммунизмом и капитализмом, а в результате осознания вреда крайней идеологизации экономики. «Ортодоксальные коммунисты» пытаются национализировать все в подряд, порой переходя все разумные рамки. Радикальные либералы напротив выступаю за приватизацию и вытеснения государства из экономики.

В одной из статей Стариков сформулировал тезисы своей экономической программы, в которой отчетливо сформулированы идеи смешанной экономики: «Сохранение контроля государства над финансами и основными отраслями крупной промышленности, рыночные методы в малом и среднем бизнесе, обеспечивающим гибкость в сфере производства товаров народного потребления и оказания массы всевозможных услуг. Отказ от идеологии в экономике. Приватизация по идеологическим мотивам, так же вредна, как и национализация, выходящая за рамки экономического смысла» [9].

Заключение

Политические взгляды популярного писателя-публициста и политика Николая Старикова, как мы убедились выше, имеют много общего с идеологией евразийства. Евразийские взгляды Старикова сформировались до того как он познакомился с трудами Петра Савицкого. Это в лишний раз доказывает, что евразийство является неотъемлемой частью консервативно-патриотического мышления.

Примечания:

1. Вернадский Г. В. Начертание русской истории. СПб., 2000. c. 282.
2. Стариков Н. В. Власть. СПб.: Питер, 2016. с. 311.
3. Стариков Н. В. Замороженные конфликты — кто виноват, и что делать //https://nstarikov.ru/blog/64677
4. Более подробно я об этом писал в статье «Партия Великое Отечество и классическое евразийство» // http://eurasian-movement.ru/archives/11589
5. Стариков Н. В. Шерше ля нефть. СПб.: Питер, 2015. с. 14.
6. Стариков Н. В. Национализация рубля. Путь к свободе России. СПб.: Питер, 2015. Глава 1. О потерянном государственном суверенитете . с. 5 – 20.
7. Стариков Н. В. Геополитика. Как это делается.- СПб.: Питер, 2014. с. 138.
8. Стариков Н. В. Геополитика. Как это делается.- СПб.: Питер, 2014. с.
9. Стариков Н. В. Нам нужен «Русский миллиард» // https://nstarikov.ru/blog/21958